Проснулся я. действительно от скрипа, переходящего в визг. Чей-то препротивный голос выводил звуки, которые вместе собирались в длинное дребезжание: "де-клас-с-с-си-ро-ван-ный". Потом отчетливо было произнесено: "Ты деклассированный. У тебя нет класса. За тобой ничего не стоит". А потом пошла брань: "Всю прошлую культуру сожрали. Ваши гнусные попытки возродиться ничего ке стоят! Из чего возрождаться? На какой основе? За нами, крысами, стоит учение основоположников. Тысячи лет развивалась наша генерация. Да, да, из человекоподобных обезьян были выведены сначала водяные крысы, именуемые теперь ондатрами, а уже из них ветвь расслоилась: суслики и хорьки — это печенеги, варвары, половцы; они в норах, как последние скоты, живут, всю свою обезьянью манеру растранжирили в беготне по полям. Другая ветвь, не охваченная крысиным ренессансом, осталась недоразвитой и получила название "мышей", отсюда и мышление — самая убогая часть бытия, и, наконец, третья ветвь — это мы, крысы, всесторонне развитое, организованное общество, обеспечивающее соответственно гармоническое развитие каждому своему члену, разумеется с учетом классовой принадлежности. Четыре февральских, три мартовских и семь носорожьих революций позволили создать такое устройство общества, где все основные вопросы решаются исключительно тайным голосованием, однако с учетом накопленного жира и необходимых промтоваров. Отличительная наша черта — умение использовать достижения всех смежных животных, населяющих планету. Нам незачем, скажем, осваивать космос, за нас это провернут двуногие бестолочи, которым все равно, куда девать свой силы и нажитое добро, а мы уже со стопроцентной надежностью слетаем в тартарары, разумеется после того, как там побывают собаки, люди, кошки и женщины.
Огромная крыса высунулась из норы, махнула, должно быть своей товарке, рукой, то бишь лапой, совершенно белой изнутри и рыжей снаружи, и заговорила голосом — Господь мой, вот чего я больше всего боялся! — крыса заговорила голосом моей Любы. Я потрогал свой лоб, он был мокрый, а во рту совсем пересохло.
В дверях стояла Люба.
— Нет, нет! — закричал я. — Не подходи ко мне.
Я не знаю, почему я так закричал, почему я сказал именно эти слова, только она, это уж точно я помню, пожала плечами, сделала, впрочем, еще одну попытку приблизиться ко мне, а я застонал:
— Умоляю. Ради бога. Я же тебя не звал. Нельзя ко мне. Ко мне сейчас должны прийти. Точнее, они уже здесь.
Люба недоуменно глядела на меня, а я повторил:
— Да, да, тебе надо немедленно уйти. Очень прошу. У Каменевых уже горит свет. Я должен быть там…
Я помню: Люба заплакала. Мне было ее очень жаль. Но я ничего не мог поделать. Я боялся разоблачений. Я всю жизнь боялся… Чего-нибудь, да боялся…
32
В то самое время, когда повсюду обсуждалась эта отвратительная мысль о деклассированных элементах, пришедших к власти, на квартире у Каменевых горел свет. Здесь было не так много людей: Зиновьев, Радек, Сокольников, Луначарский, Розенгольц и Крестинский.
Говорили об этой злополучной статье. Смеялись. Острили. Радек шепотом рассказывал (только для мужчин) анекдот о том, как в одной дивизии по рекомендации журнала "Большевик" провели анектное обследование членов дивизионной парторганизации; оказалось, что при Троцком все в дивизии было свежее: и рыба, и сифилис, и гонорея, а теперь все запущенное.
— Это пошловато, Карл. Ситуация обостряется, и надо в связи со съездом что-то предпринимать радикальное, — сказал Каменев. — Эта статья серьезнее, чем вы думаете. Впервые мы обозначили, что такое власть сегодня. Под флагом борьбы с расслабленностью и буржуазным индивидуализмом всюду идет уничтожение интеллигенции. Сталин и его компания ежедневно инструктируют десятки руководителей губкомов, ведомств, военных подразделений. Если с такой активностью и дальше пойдет смещение кадров, от завоеваний революции ничего не останется.
— Он заинтересован в том, чтобы на основных постах были деклассированные элементы. Какой спрос с пьяницы? Они у себя устраивают попойки — это самый легкий путь привлечения ограниченных людей на свою сторону, — сказал Сокольников.
— А вы хотели, чтобы диктатура пролетариата состояла из одних интеллигентов? — сказал Рыков. — Пролетариат есть пролетариат. Пролетариат всегда пил, всегда образовывал толпу, всегда жаждал вождя.
— История знает вождей двух типов, — вмешался в спор Луначарский. — Вожди элиты, как Цезарь, Лютер, Наполеон, и вожди толпы — Мюнцер, Спартак, Разин, Пугачев. Сегодняшняя история дала нам новый тип вождей. Пожалуй, революция не может продолжаться, если не будет выделять из своей среды вождей…
— В этом вся загадка исторического развития, — сказал Пятаков. — Какие вожди займут пустующее место. Вожди толпы, ориентированные на деклассированные элементы, или вожди культуры и разума, способные повести за собой массы.
— Свято место пусто не бывает, — засмеялся Радек. — Пока мы здесь болтаем, Иосиф и его братья все бразды правления прибрали к рукам.