Грушевая поляна

– Родился в семьдесят восьмом, – щурится та, – значит, умер в семнадцать лет… На год младше меня.

Лела разглядывает портрет юноши в полный рост. Юноша улыбается, его портрет на надгробии в точности повторяет фотографию: джинсы, заправленный внутрь толстый шерстяной свитер и поверх него жилет из дубленой кожи. Отарико улыбается, а в руках у него пистолет.

Вдоль могильных оград понуро проходит собака, на Лелу с Ираклием не глядит, словно их здесь вовсе нет. Собака не боится их и не собирается пугать, плетется себе, вихляя тощим задом. Лела и Ираклий провожают ее глазами, будто дивятся, что в этом глухом краю, где обычно ни души, им вдруг встретилось живое существо и не сказало ни здрасте, ни до свидания.

– Идем, – говорит Лела.

– Куда?

– В интернат, – отвечает Лела, разворачивается и, ориентируясь по «Титанику», пробирается к выходу с кладбища.

– Мы ведь так и не нашли могилу Серго, – сокрушается Ираклий.

– Не нашли, – подтверждает Лела.

На автобусной остановке неподалеку от Керченской улицы они с удивлением замечают Васку. Он сидит на бетонном колодце канализации, курит и улыбается им.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает Лела.

– Да так, – отвечает Васка.

– Дай сигарету.

Васка достает из кармана полную пачку и протягивает Леле. Лела не ожидала увидеть у Васки целую пачку сигарет.

– Вах, круто! – смеется Лела и достает сигарету.

– Бери еще, – предлагает Васка и спрашивает Ираклия: – Передумал лететь в Америку?

– Да, – говорит Ираклий. – А ты откуда знаешь?

– Цицо вернулась и рассказала Дали. Дали хочет тебя побить.

– А не пошла бы Дали к такой-то матери. – Лела закуривает, а Васка улыбается еще шире.

Лела и Ираклий оставляют Васку и бредут к интернату.

– Видела? – говорит Ираклий.

– Что?

– Сумку.

– Какую сумку?

– У ног Васки стояла сумка.

Лела задумывается, но не может вспомнить.

– Ну и что?

– А то, что он собрался уходить.

– Куда уходить?

– Ну, уходит. Сваливает отсюда.

– Э-э.

– Чего «э»! А зачем ему тогда нужна сумка?

Лела думает, потом сплевывает вбок.

– Пусть уходит.

Одно время они идут молча.

Наконец показывается соседний дом, через дорогу школа, детский сад, универмаг, огонек в ларьке Заиры все ближе, а напротив него, в тени густых елей, прячется интернат.

– Лела, ты вправду не дашь им меня побить? – осторожно спрашивает Ираклий.

– Ну, если соберутся тебя побить, я тоже присоединюсь, пусть только назначат место.

Ираклий курит, у него приятно кружится голова. Лела представляет, как они сейчас войдут в интернат, к ним тут же бросятся все, и дети, и учителя, поднимется переполох. Ираклий подходит к воротам интерната; у него колотится сердце. У Лелы ком в горле от дурного предчувствия.

– Только ты будь рядом со мной, не отходи никуда, – воровато озираясь, шепчет она Ираклию.

– Не отойду, – охотно обещает Ираклий.

У ворот они видят Колю и еще нескольких ребят, которые куда-то бегут. Те замечают Лелу и Ираклия, но не останавливаются.

Ираклий с Лелой заходят во двор и видят Левана, который тоже куда-то несется во всю прыть. Ираклий и Лела не понимают, что происходит.

Со стороны стадиона бегут Пако и Стелла, Пако впереди, Стелла за ним, на ходу поправляя шлепанцы. Дети торопятся к столовой, но оттуда вываливается орава ребят и с ними Дали. Увидев их, Пако и Стелла поворачивают обратно к стадиону.

– Вано выпал из «кроватной», – кричит Пако, притормозив на миг возле Ираклия с Лелой. Глаза у него круглые, как у нарисованного на его майке Микки Мауса: видно, это событие поразило его куда сильнее, чем то, что Ираклий передумал ехать в Америку. Пако срывается с места и догоняет вырвавшуюся вперед Стеллу.

Ираклий, позабыв о собственных приключениях, мчится вслед за ребятами.

Лела столбенеет. У нее закладывает уши, она ничего не слышит. Потом, не чувствуя под собой ног, опускается на скамейку меж елей, прислоняется лбом к стволу и закрывает глаза. В темноте ей видится лицо Васки.

Васка улыбается.