Грушевая поляна

По пути ему попадается наполовину сдувшийся баскетбольный мяч. Вано нервничает, пытается от него избавиться, но проклятый мяч мешается под ногами, и Вано чуть не падает. Один из детей, двенадцатилетний Леван, не удержавшись, издает смешок. Вано сердито отпинывает мяч в сторону. Бросает на детей уничтожающий взгляд, хотя ничего не говорит, и покидает зал.

Авто шагает к детям, как тренер к запасным игрокам, чтобы передать распоряжение Вано. У физрука широкие плечи, крепкий торс, мускулистая грудь; мягкие трикотажные штаны выпукло очерчивают его половой орган, что в теперешней обстановке выглядит несуразно.

В интернат прибывает священник. Отец Иаков в черной сутане, у него густая борода, черная с проседью, и черные живые глаза. Дети шепчутся, что несчастный Серго попадет в ад, поскольку не крещен: кто-то им наплел, что некрещеные попадают в геенну огненную, где их ждут черти с плетями, розгами и раскаленными вилами. Но Дали обещает: отец Иаков проведет такой ритуал, что душа Серго после этого найдет дорогу прямиком в рай, и мысль о геенне улетучивается из детских голов.

Священник в сопровождении Цицо и Вано освящает здание интерната, елеем рисует крест на дверях. Дети стайкой следуют за ними; наконец все направляются к бане. Священник обходит домик, даруя бане Божье благословение; крепкие мохнатые колючки разросшегося кустарника цепляются за рясу отца Иакова, точно живые существа, умоляющие спасти их, вывести отсюда.

После освящения бани дети собираются во дворе, и священник крестит их всех скопом. Все притихли, и даже те, кто и так-то за день скажет одно-два слова, понимают, что сейчас лучше помолчать, или попадешь в ад. Крестная всех детей Дали. Она оживилась, приободрилась. Рада своей миссии. Священник раздает детям деревянные крестики. Дает и Леле. Детишки ликуют, принимаются искать нитки и бечевки, чтобы повесить крестики себе на шею.

К Серго никто не подходит, не считая нескольких человек из соседнего дома, которым хорошо знакомы здешние дети. Воспитанники интерната часто заглядывают в соседние дворы – поиграть или выпить воды, а иногда, если им понадобилось позвонить, просят у соседей воспользоваться телефоном. Некоторые крепкие ребята из интерната, включая Серго, за небольшое вознаграждение помогают соседям собирать урожай: тут же, неподалеку, в маленьких садиках поспевают у кого помидоры, у кого зелень, лобио, а у кого и тяжелеют от плодов фруктовые деревья, и хозяева садов сзывают на помощь сборщиков.

Прибывает машина с маленьким деревянным гробом из желтого дерева, и воцарившаяся в интернате тишина словно становится еще глубже. Дети собираются у ворот. Мужчина, который сбил Серго, дает указания водителю.

– Погляди, как они все чувствуют. Вот и называй их после этого дебилами, – Венера берет под локоть своего сына Годердзи, который недавно присоединился к собравшимся.

Годердзи, холостяк лет сорока, в ответ на реплику матери всматривается в интернатских детей слегка одурманенными, скошенными вниз глазами. Потом, опомнившись, высвобождает руку и отходит от матери к группе мужчин.

Наконец Серго кладут в гроб, соседские мужчины выносят его из спортзала на улицу; все воспитанники ждут во дворе. Каждый хочет стоять впереди, вдруг у него получится увидеть Серго хотя бы краем глаза. Сосед Коба быстрым шагом выходит из административного корпуса, приносит два стула, как положено. Маленькие желтоватые школьные стулья, которые до того бывали только в классе на уроках, теперь, подставленные под голову и ноги гроба Серго, даруют ему дополнительные минуты в родном школьном дворе. Все молчат. Только растрепанная Дали тихонько всхлипывает. Серго к похоронам специально сшили пиджак и брюки – совсем как взрослому. Серго лежит в тесном гробу, нарядный, со сложенными на груди маленькими руками, в одну из которых ему всунули платок. Словно чтобы вытереть слезы, если заплачет. Но Серго не плачет. Если бы он был жив, Леван непременно отпустил бы очередную шутку, увидев его таким разодетым, но Леван молчит, тяжело ему смотреть на мертвого товарища. Здесь и районный инспектор Фируз, который заносит в автобус единственный, появившийся словно из ниоткуда венок гвоздик. Дает знак отправляться, и мужчины вновь легко поднимают на плечи гроб. Сосед Коба опрокидывает ногой сначала один, потом другой стул, и они лежат на школьном дворе, точно живые существа, которых прилюдно наказали за смерть Серго. Учителя и соседи поднимаются в автобус.

– Лела, ты едешь? – Цицо указывает на автобус. Рядом Ираклий, не отстающий от Лелы ни на шаг.

– Еду, Цицо-мас[2], – отвечает Лела. – Дети тоже хотят поехать.

Цицо ненадолго задумывается. Потом, не отвечая Леле, подходит к Дали и о чем-то с ней говорит.

Дали смотрит на детишек, отсеивая маленьких и несмышленых. Остальным указывает на автобус:

– Езжайте, только ведите себя тихо и будьте умницами.

Ираклий, Васка, Леван и их ровесники бросаются в автобус с такой радостью, будто собрались не на кладбище, а по какому-то приятному делу.