Грусть белых ночей

Как награда за тревожные, напряженные дни — первые на новом месте письма из дому. Сергею даже два — от отца и от Олимпиады. От отца особенных новостей нет: работает на железной дороге, туда пошел и младший брат, которому только что исполнилось шестнадцать. Станцию, как и в начале войны, бомбят немцы.

Одно сообщение Олимпиады Сергея взволновало: девятиклассники, оказывается, ходят в школу, в прежний девятый класс. Чтобы вспомнить, повторить материал. С осени пойдут в десятый. Вот, значит, как! В десятом классе будут одни девчата — хлопцы на фронте. Половина их тут, на Карельском перешейке. Правда, Миша Цукар в местечке. Один на всех девчат.

От Гали писем нет. Полгода Сергей в армии и еще не получил от нее ни одной весточки. Увлеклась лейтенантами Галя, ей не до Сергея. Да и кроме лейтенантов, видно, есть охотники.

Сергей с чувством собственного превосходства думает о тех, кто остался в местечке. Из партизанской бригады таких оставили человек сорок: в милиции, на железной дороге, в других местах. Поднимать народное хозяйство остались и кое-кто из молодых и здоровых...

II

Белые ночи...

Лес покрылся первой, необычайно яркой, пышной зеленью. После долгой, затяжной зимы и холодной весны словно вырвались на волю затаенные животворные соки земли. Не только сосна и ель растут на Карельском перешейке, но и все, что растет в родном Полесье: береза, осина, ольха, дуб. Трава и цветы такие же, птахи щебечут так же. На полянах буйствует разнотравье. Но все меньше остается свободных полян. Белые, желтые, синие цветы безжалостно вытаптываются гусеницами танков и самоходок. Техникой прилегающая к передовой окрестность аж кишит. Полковая артиллерия вообще выводится на открытые позиции.

Разведчикам, в том числе Сергею, выдают небольшие прямоугольные (чтобы можно было держать в кармане) книжечки — русско-финские разговорники. Странная финская речь. Ничего общего ни с русской, ни с немецкой. «Россия» — по-фински «Венеяла». Не потому ли, что славяне в далеком прошлом назывались «венедами»?

В двенадцатом часу ночи Сергей с Грибиным пробираются на наблюдательный пункт, чтобы сменить Мерзлякова и Ладурова. Чуть-чуть стемнело. Даже звезды блестят меж хвойных вершин. На вражеской стороне тихо. На нашей, наоборот, шорохи, скрипы, мелькание темных теней. Есть строгий приказ: подготовку к наступлению маскировать. Но как замаскируешься? Обстреливаются новые пулеметные, минометные ячейки, артиллерийские позиции.

Неожиданно сильный артналет. Снаряды летят едва слышно, ложатся густо, рвутся с оглушительным треском.

В одном месте прямое попадание в траншею. Слышится пронзительный крик.

Наша артиллерия отвечает. Сергей сидит, привалившись к стенке траншеи, вобрав голову в плечи. Чистейшая случайность, что снаряд угодил в ту траншею. Мог попасть в эту. Наши и вражеские снаряды пролетают над головой. Дуэль, однако, быстро стихает.

Вернувшись с наблюдательного пункта, Сергей успевает раздеться, помыться. За землянкой, меж кустиков, костерок развел, чтоб подогреть суп, принесенный ночью. Утро теплое, всходит солнце...

Резанули воздух пулеметные очереди. Словно кто-то невидимый железных бобов на железные крыши сыпанул. Пулеметный треск наконец сливается в одну пронзительную ноту.

Через несколько минут залп оглушительной силы просто швыряет Сергея на землю. Воздушная волна гасит костерок. Открыли огонь одновременно несколько десятков орудий.

Гул с каждым мгновением нарастает. В дело вступают новые орудия, и не только тут, вблизи передовой, но и дальше, там, где находится корпусная и дальнобойная артиллерия. Словно конец света наступает: отчетливо вздрагивает, колеблется под ногами земля.

Уши болят. Нужно держать рот открытым, иначе не выдержат, лопнут барабанные перепонки. Кажется, конца не будет безумной молотьбе. Диск солнца — оно поднялось довольно высоко — проглядывает как сквозь темные облака, что наплывают на небо с земли.

Весь передний край в дыму. Чем дальше, тем канонада все сильней. Гул сплошной, отдельных взрывов уже не различить. Все слилось в одну могучую, неукротимую, грохочущую волну.

Канонада продолжается. Взрывы как бы отдаляются, переносятся в глубину вражеской обороны. Дикая радость овладела Сергеем. Пришел и на нашу улицу праздник!.. Шюцкоровцы вместе с немцами хотели задушить, уничтожить Ленинград. Не обращая внимания на многие тысячи людей, умиравших от голода и холода. Вот вам за это!.. Такой огонь, может, был под Сталинградом, под Курском. Теперь тут, на Карельском перешейке.

Сергей помнит, как началась первая война с белофиннами. Он ходил тогда в седьмой класс, понемногу начинал интересоваться происходившими в мире событиями. Обида брала тогда, что наши так долго топчутся на Карельском перешейке. Может, в тридцать девятом году наши вступали в войну с белофиннами с представлениями времен гражданской войны?

В обед старшина Кисляков приносит полкотелка спирту. Сам он немного «на взводе».