Грусть белых ночей

— А то зашли бы. Квартира тут, близко. Десять лет без мужа живу. Дочка учится в институте. Теперь ее дома нет — уехала в колхоз картошку копать...

Женщина как-то виновато улыбается, и разговаривать с ней Высоцкому неловко.

В этот день он решил отдохнуть, сходить к Дубовику, а вечером встретиться с Г алей.

Дом Дубовика на покатой горе и выглядит даже краше, приветливей, чем раньше. Может, потому, что обшит досками, покрашен в синий цвет, покрыт шифером, — во всем чувствуется рука заботливого хозяина. Возле дома большой яблоневый сад, под деревьями несколько .рамочных ульев.

Дубовик сильно сдал — лицо осунулось, заострилось, и он как-то стал ниже ростом, стал похожим на мальчика, хотя голова седая.

Дубовик хвалит Высоцкого, что выучился, обосновался в Минске, пишет книги, как бы недоговаривая, что и сам он мог всего этого добиться, достичь.

— Я еще поработал бы в газете, если бы не этот выскочка, — так он аттестует редактора Иваньковича. — Очерка приличного ни разу не написал, а взялся командовать. Посмотри на сегодняшнюю газету — ни одного живого материала. Председателя какой-нибудь артели боится покритиковать — разве в наше время так было?..

У Дубовика гости — племянник, демобилизовавшийся из армии, и его товарищ. Оба ладные, широкоплечие хлопцы с загорелыми, обветренными лицами. Выпив за столом по чарке, хлопцы зашумели.

— Не останемся на Нефтестрое! — заявляет раскрасневшийся племянник. — Почему я должен зарабатывать сто или сто пятьдесят рублей, если хочу заработать за год на машину? Разве не имею права? Я могу давать по две и по три нормы, но заплатите мне за мою работу. Конституцией дозволено. Поедем на БАМ...

От Дубовика Высоцкий выбрался затемно. Побродил по парку, но Гали не встретил.

Начинался новый день.

В стопке около сотни страниц, и Высоцкий чувствует, что эти страницы удались. Никогда он так хорошо и сжато не писал. Снова и снова он перелистывает, перечитывает исчерканные правками листки, и сердце полнится тихой радостью. В том, что он на этот раз написал, угадываются характеры, их особенность, непохожесть, да и дух военного времени, кажется, присутствует.

В войну в какой-нибудь роте или даже взводе как бы сходилась одетая в солдатские шинели необъятная Россия, и были это простые люди, близкие нравами, привычками. Армия военного времени, как видит ее теперь Высоцкий, была примером единения, взаимопонимания, товарищества. Об этом он еще напишет во второй части, где расскажет, как шли они, солдаты, по Польше, Германии, Чехословакии, что там видели и чувствовали, как представляли себе мирную жизнь, в которую собирались вернуться.

Высоцкий вдруг ловит себя на мысли, что своим успехом, вот этой первой сотней страниц обязан Гале, встрече с ней. Его словно электрическим током пронизывает мгновенная радость. Зачем обманывать себя: он думает о Гале все время, желание вновь встретиться с ней живет в нем постоянно, вдохновляет, то, что за считанные дни и ночи он справился с большей половиной рукописи, произошло благодаря Гале и городу, который так властно напомнил о молодости.

Высоцкий примерно знает, где находятся палатки, в которых живут студенты-геологи и Галя. Это в самом конце улицы, на которой размещается гостиница. За окраинными домами, яблоневыми садами начинается большая, вымытая дождями и паводками котловина, заросшая дубовым кустарником, и только там могут быть разбиты студенческие палатки.

Он бреется электрической бритвой, одевается, выходит из гостиницы.

Улица сначала круто берет вверх, затем полого спускается к котловине. Булыжника тут нет, обыкновенная деревенская улица, и только огороженные штакетником дворы, аккуратные, с покрашенными ставнями домики показывают, что город еще не кончился.

В самом конце улицы Высоцкий видит Галю. Она подымается навстречу и, заметив Высоцкого, прибавляет шагу. Запыхавшаяся, не скрывая удивления, она наконец подходит. Ее лицо явно излучает это удивление. На Гале белая с кружевным воротником блузка, синий, в мелких цветочках сарафанчик, белые туфли, что-то новое в прическе — светло-русые волосы сплошной волной спускаются на плечи. Высоцкий никогда не разбирался в женских нарядах, не умел их различать у разных женщин, но теперь видит, что Галя умеет одеваться со вкусом. Она как молодой тополь — высокая, стройная, с открытым, чуть продолговатым лицом, выразительными, правильными, даже утонченными линиями.

— Студенты уехали на картошку, — в замешательстве говорит Высоцкий. — Все время шел дождь. Я приходил в парк, но вас не было.

— Дождя нет три дня.

— Я немного работал. Привез с собой рукопись, Я не обманываю — ходил вчера в парк, но вас не встретил.

Лицо у Гали засветилось,

— Я два раза была в парке. И к преподавателям в гостиницу приходила.

— Почему не зашли ко мне?

Она молчит. На смугловатом лице загадочная и как бы призывная улыбка. Как хочешь понимай эту улыбку.

— Вы должны восхищаться мной! — деланным, притворным голосом выпаливает Высоцкий. — Сейчас три часа, и со вчерашнего вечера я ничего не ел. И все эти ночи почти не спал...