Грусть улыбается искренне

Спустившись в парадную, пахнущую сдобными булками и корицей, Витя миновал охранника и, нахлобучив капюшон, вышел во двор. Мокрая и грязная земля пахла сыростью. В неработающий фонтан натекло с полметра дождевой воды, и в ней плескалась компания воробьёв. Вдоль ржавой оградки бежала овчарка, а следом, еле поспевая, пожилой хозяин в плаще из полиэтилена.

Витя прошёл вдоль больничных стен по самшитовой аллее и свернул к КПП. За шлагбаумом начиналась длинная улица, окружённая серыми девятиэтажками со слепыми чёрными окнами. Неоновой рекламой мигало название продуктового магазина, за ним на ветру колыхалась табличка «Интернет-клуб».

Парень вошёл внутрь, оглядевшись. Отца ещё не было.

Часы показывали ровно семь пятнадцать. У стойки администратора толпились школьницы с флэшками, требуя отпечатать их рефераты, а за первым же компьютером в сети зависал паренёк на вид чуть младше Витьки.

— Интернет. На час, — попросил Виктор, когда девчонки наконец получили свои охапки листов с напечатанным текстом.

— Пятый компьютер, — привычно ответил администратор, и Виктор уселся ждать отца.

Тот пришёл ровно в назначенное время, ни минутой раньше, ни минутой позже. Сгорбившись в своём коричневом плаще, он брюзгливо оглядел помещение и наконец заметил сына.

— Какого тебя сюда занесло? Врач разрешил? Небось, вместо того чтобы лечиться, сидишь тут каждый день, нет? — спросил он, подходя к Витьке.

— Неважно, — парнишке не хотелось никаких допросов.

— То есть ты меня за идиота держишь? — едко спросил Александр Игоревич. — Я вчера внимательно пролистал твою записную книжку. Там нет толковой информации, кроме номера кошелька. Что ты ещё придумал? Собрался переводить деньги?

— Ни за кого я тебя не держу, — оскорбился парень. — Хочешь знать? Да, собрался. Это ведь мои деньги. Что хочу, то и делаю.

— Знаешь, Витенька. — отец театрально ухмыльнулся. — Все те истории, в которые ты влипал последние годы, не придают нам с мамой уверенности в тебе. Быть может, ты связался с какой-то сектой? Или проиграл в карты? Мы должны это знать.

— Я не проигрывал и ни с кем не связывался, — мальчишка злился на родительское недоверие. — Это дело касается только меня и ещё одного человека.

— Какого человека? Ты пойми, Виктор, мы волнуемся, и пока ты не скажешь, зачем тебе деньги, я не отдам записную книжку.

Меньше всего парню хотелось рассказывать, какой он хороший. К тому же отец, как и всегда это бывало, не поверит в благие намерения. А мама, того хуже, разболтает всем своим подругам-сорокам, какой у неё благородный мальчик. В делах же, касающихся Инги и его светлых чувств к ней, Виктор не желал никакой гласности.

Но надо было объясняться. Парень нервозно почесал макушку, припоминая, как подобные беседы начинают в книгах или кино. Но на ум ничего, кроме глупых наигранных фразочек, не приходило.

— Пап, это для одной девушки на лекарства, — не выдержав, выдал он как есть.

По спеси, появившейся на отцовском лице, Виктор понял: ему не поверили.

— Витя, даже если бы твои слова были правдой, я бы попытался тебя отговорить, — начал Александр Игоревич, растягивая слова. — Для какой девушки? Хорошо ли ты её знаешь? Не обманывает ли она тебя? Да и потом, ты не солнце, всех не обогреешь.

— Э не, я хорошо ее знаю, — разволновался Виктор. — И всех я обогревать не собираюсь, только её!

— Слушай, — отец пытался не нервничать и вернуть на лицо спесивое, слащаво-спокойное выражение. — Ты скоро окончишь школу, даст бог, поедешь в Штаты. Тебе могут понадобиться твои сбережения. Я не спорю, что в жизни всегда есть место для подвига, но, кхе, лучше быть подальше от этого места.

— Пап! Какие подвиги?! — парень вскрикнул настолько громко, что на него обернулись присутствующие. — Я человек отнюдь не строгой морали. Но в этой ситуации мне даже не хочется думать о тех мелочах, на которые я мог бы потратиться. Инга важнее. Её здоровье сейчас важнее намного. Я в последнее время чувствую, что вообще ничегошеньки не понимаю в этой жизни! Будто всё, чему меня учили шестнадцать лет, полнейший бред на самом деле. Мне впаривали из года в год: «Не в деньгах счастье». Когда я насмехался, все обрушивались: «Какой ты меркантильный! Какой алчный!» Я бы теперь не стал смеяться. Да, я осознал: счастье в любви, в дружбе. В том, чтобы рядом был кто-то, кто может поддержать. Но между этим кем-то и деньгами почему-то вылез знак равенства, ты меня понимаешь?!

— Витя, — папа нахмурился после такой обширной речи. — Но она, Инга эта, ведь даже не твоя девушка…

— Да, она мне не сестра, не невеста, я не люблю её в том самом смысле, — разгорячился мальчишка. — Но я люблю её как друга, как человека. Ты же не знаешь её.

— Сдается мне, врёшь ты, — родитель начал гнуть своё. — С каких пор ты так красиво говоришь? У тебя пара по литературе. Небось весь вечер репетировал, как из меня деньги выудить.