— На самом деле это самое кошмарное, — она опустила взгляд и даже, как Витьке показалось, вздрогнула. — Вот, например, бывает: идёт парень. Опрятно одетый, причёсанный… Вежливо здоровается с соседом… Воспитанный человек — говорят все. Но не все понимают, что воспитать манеры — это немного не то же самое, что воспитать душу. Во всяком случае, некоторые наотрез отказываются даже попытаться различить эти понятия, хотя проявления истинного воспитания по сути и не должны быть заметными. Тот же парень вполне может сменить образ, оказавшись в другом обществе. Может и обидеть кого-то, и подставить, если понадобится, при этом не переставая ходить по аллейкам двора с книжкой под мышкой, лишний раз давая повод соседским бабушкам-сплетницам восхититься им, — Инга перевела дыхание. — А ты на самом деле воспитанный, Витька. Я это вижу, и рада, что мы с тобой знакомы.
— Я воспитанный?! — Витёк, чуть не свалившись с дивана от смеха, ухватился за подлокотник, за что получил лёгкий пинок от Тамары. — Чего же мне тогда говорят обратное? Не хвалят, даже, а только пинают.
— Это потому, что истинное воспитание, воспитание души, не даст никогда такой славы. Соседи не будут наперебой тобой восхищаться, и родители не услышат, возможно, похвалы в свой адрес за то, что вырастили такого чудесного ребёнка. Но тебе не нужно всё это. Может, сейчас ты кажешься себе не таким уж и хорошим, но твои поступки, если ты, конечно, захочешь, могут быть действительно стоящими и искренними, продиктованными изнутри, а не напоказ. Жутко, что вокруг чаще происходит наоборот!
— То есть ты не считаешь меня большим и ужасным? Даже за хамство тем самым первым утром? И за «ненавижу стишочки», и даже за споры наши постоянные, и за моё кривляние? — с некоторой надеждой в голосе спросил мальчишка. Может, он и впрямь не настолько плох, как говорят ему окружающие? Может, действительно и родители, и друзья, и учителя, и соседи — все ошибаются, а одна юная девушка видит в нём то, чего не видит никто: что-то хорошее.
— Не считаю, — Инга взяла его за руку, и у парня отлегло от сердца. Нежная колыбельная песня донеслась до ушей из динамиков телевизора. Полусонные козявушки стали лениво подниматься с дивана, обсуждая мультфильм, позевывая и мечтая о мягкой постельке.
— Спасибо тебе, — прошептал Витя.
— Тебе спасибо. Среди того, что я вижу вокруг, таких, как ты почти нет, — она казалась как никогда сбитой с толку и унылой. — Страшно за этот мир, правда. Смотришь кругом: куда он катится? Смотришь — и жутко. Жутко ощущать себя выродком просто потому, что таких, как ты, мало.
Буквально месяцем раньше Виктор бы покрутил пальцем у виска и заржал в ответ на подобную фразу. Но сейчас ему почему-то меньше всего хотелось смеяться.
— Ты меня считаешь другим? — задумчиво поинтересовался он без ухмылок и иронии, устроившись поудобнее на опустевшем диване.
— Да. Хотя бы потому, что ты меня слышишь и понимаешь. Жаль, если сломаешься под натиском большинства, — девочка потёрла усталые глазки. — Не стоит. Я тебя прошу. Очень. Ты другой, Вить.
— Ну я попробую, — смущённо, но широко улыбаясь, пообещал парень. Пообещать попробовать ему ничего не стоило. Лишь бы ей на радость. Ведь и впрямь внешность, поведение, манеры так несущественны и мелочны в сравнении с душой. Он же и Ингу совсем другой представлял.
А она оказалась такой понимающей, умной, доброй, весёлой и знающей толк в людях.
Когда детвора покинула комнату, кругом стало пусто и тоскливо. Шпала выскочил в коридор с воплями: «Эмма, ты уже спать?!» Тамара догнала его, дав подзатыльник: «Чего орёшь? Ночь на дворе!» — и пригрозила кулаком. Откуда-то донёсся недовольный Тимофеев глас, и затурканная медсестра, вздохнув, отправилась к доктору.
Инга проводила её больным взглядом.
— Спать-то не хочешь? — Витя заботливо приобнял девушку, чтобы она могла об него облокотиться.
— Теперь разве уснёшь? Не думала, что решусь тебе всё это сказать, — Инга, усталая, положила голову ему на колени.
— Но ведь сказала же, — мальчишка легонько погладил ее белые волосики. — Во сне всё уляжется. Во всяком случае, я пытался тебя понять, не думай, что говорила в пустоту.
В темной комнате висела тишина. Только разноцветными кадрами мелькал брошенный, позабытый всеми новенький телевизор, и ритмично отмеряли секунды большие настенные часы. Слабенькая и бледная в свете мутной луны девчоночка едва заметно улыбнулась и поджала колени, скрутившись калачиком, как эмбрион. Витька, отягощённый философскими мыслями, откинулся на спинку дивана и тоже закрыл глаза.
Никто из них под утро даже не вспомнил, как пришла Тамара, выключила телевизор и, растроганная картиной, оставила уснувших ребят в покое.
Витька ощущал, что Инга, сказав ему всю правду, открыв все свои мысли, стала чувствовать себя немного свободнее и раскованнее. Да и сам он сблизился с ней, начав на самом деле понимать девушку, точно настроившись на её волну, точно осознав, на каком языке говорить с ней.