Грустная история со счастливым концом

Следует прямо и недвусмысленно заявить, что Эраст Георгиевич, разумеется, не верил в черную магию, а верил в передовую науку. То есть он до такой степени верил в передовую науку, что ему и в голову не приходило в чем-то таком сомневаться. Но убеждения, не закаленные в горниле сомнений, в иных случаях проявляют необычайную хрупкость, это во-первых. Во-вторых, как для многих интеллигентных людей с гуманитарным образованием, понятие науки ассоциировалось для него с паровой машиной Уатта, в остальном же, скажем, в области генетики, бионики или теории элементарных частиц сколько-нибудь явной границы между научными фактами и мистикой для Эраста Георгиевича не существовало. Но до сих пор это мало тревожило Эраста Георгиевича, в своей повседневной деятельности он оказывался равно непричастным как к миру загадочных нейтрино и мю-мезонов, так и к миру более таинственных инкубов и суккубов. Таким образом, ничто не угрожало ему, ничто не мешало сохранять во всей чистоте и целостности научное мировоззрение — до самого последнего времени.

До самого последнего времени, сказали мы, и это не случайная обмолвка. Потому что КВН, о котором уже знает читатель, как бы пробил тонкую корку, и вдруг девятый «Б» превратился в некий гейзер, ударивший в хрустальное небо школы № 13 ядовито шипящими парами нелепых слухов и суеверий.

Мало того, среди младшеклассников, мыслящих мир в строгих традициях стихийных материалистов, распространилась весть о колдуне, якобы появившемся в девятом «Б», и они бегали на переменках смотреть на Женю Горожанкина, своей внешностью, впрочем, тут же их разочаровывавшего — мало этого! Вспомнилась полузабытая уже странная история с девятым «Б», которая произошла в начале учебного года и, несмотря на вмешательство самого Эраста Георгиевича, так и не получила ясного истолкования. Многие учителя, особенно учительницы, утверждали теперь, что именно в девятом «Б» им трудно бывало проводить уроки, что именно здесь чаще всего они теряли внезапно стройную мысль, сбивались, ощущали беспричинное раздражение. Теперь многое, прежде не находившее объяснения, сделалось понятным — например, как это могло случиться, что однажды на географии, в совершенно безветренный — в том-то и суть, что в совершенно безветренный!— день вдруг распахнулась фрамуга и из нее посыпались стекла...

В том, что между фрамугой, расколотым стеклом и Женей Горожанкиным существует какая-то связь, убежден был, собственно, лишь завхоз Вдовицын, однако, убежден неколебимо. Заметим, вскользь, что после происшествия с портретом роль Вдовицына в школе очень повысилась, и кабинет завуча по воспитанию, где Вдовицын проводил дознание, так и остался в его распоряжении. В этот кабинет он и вызвал Горожанкина, но тот себя держал дерзко и ни в чем не сознавался, все отрицал — что и было доложено Эрасту Георгиевичу.

К чести Эраста Георгиевича признаем, что он этим беспокойным и невероятным слухам никакого значения не придавал. Он был в те дни бодр, энергичен, деловит, он вел школу к процветанию и для всего коллектива старался служить примером и образцом. Он попытался устыдить подверженных ненаучным предрассудкам педагогов. Он даже ссылался на статью в одной газете, где про телепатию все было сказано просто и четко. Кое-кто, однако, ему возражал, особенно Клавдия Васильевна Камерон,— в том смысле, что когда-то столь же просто и четко писали про кибернетику, а нынче даже дети монтируют роботов на полупроводниках. Эраст Георгиевич в ответ посмеивался, переводя разговор на шутливый тон и пеняя на занятость, которая мешает ему углубиться в современные научно-естественные проблемы.

И вот наступил момент, когда эти проблемы возбудили в нем нетерпеливый, просто-таки жгучий интерес, когда вдруг они его коснулись... Нет, какое уж там — коснулись!

Когда они вдруг нахлынули, нагрянули, наперли на него когда они вдруг его почти сбили с ног, когда вдруг от них стало зависеть... зависеть... Но не будем забегать вперед.

Не будем забегать вперед, потому что последующие события приобретают такую стремительность, что наше единственное желание — не отстать от них, а не то что пытаться их опередить.

И мы поэтому лишь едва-едва, мимоходом, упомянем о разговоре Эраста Георгиевича с Ритой Гончаровой, потому что для дальнейших событий эта встреча ничуть не важна, ею и завершаются для Риты Гончаровой поиски истины, дальше она будет всю жизнь вспоминать, как она пыталась найти, добиться истины и справедливости, и как она их не добилась, и это послужит ей для оправдания многих поступков, но нам-то все это не любопытно и скучно.

Но если мы все-таки упомянем о ее разговоре с Эрастом Георгиевичем, то по совершенно иной причине.