Грустное начало попаданства

«Начальник охраны Вождя Власик, — понял попаданец, — значит, правильно иду, не расстреливать ведут».

Власик, небольшой, плотный, с большими залысинами, и не думал останавливать его. Лишь посмотрел в пару секунд, все ли в порядке, не угрожает ли жданный гость Хозяину и мотнул головой: — «Иди»!

Все, он пришел к И.В. Сталину!

Глава 9

Знакомый по многочисленным телефильмам кабинет И.В. Сталина был одновременно в чем-то непохожим и даже чужим. Или натура другая, или режиссеры по своему одушевляли обстановку, привнося каждый свое. Или, опять же, он помнит фильмы о войне, а это уже более поздняя пора.

— Проходите, товарищ Романов, что вы застряли около входа, — раздался вроде бы добродушный голос хозяина кабинета. Хозяина! Говорят, И.В. Сталин знал о таком своем прозвище, но относился к нему спокойно, как констатации зримого факта. А вот то, что лидер страны назвал его товарищем, сразу же успокоило попаданца. Значит, тот не отделяет его от остальных! Не господин, и, тем более, гражданин. Товарищ!

Однако, что-то он действительно замер у порога, это даже не вежливо для Вождя и его посетителей. Хотя, кто был кроме И.В. Сталина, Сергей, честно говоря, и не видел. Вождь притягивал к себе полностью, без остатка.

Тем более, самому И.В. Сталину надоело смотреть на великого князя из глубины кабинета и он сам, не дожилась, пока такой необычный гость, наконец, соизволит приблизиться, подошел и вблизи, не стесняясь, осмотрел Сергея Александровича.

Плоды деятельности сотрудников вещевого отдела НКВД его удовлетворили. Он одобрительно что-то произнес, то ли по-русски, то ли по-грузински, то ли просто хмыкнул. Потом положил трубку — левая у него, полупарализованная, было ограничена в движениях, приходилась во всем полагаться на правую. Так вот, не говоря ни слова, он просто взял Сергея и силой провел его вглубь.

— Ты же великий князь, — в шутку, но в то же время неодобрительно произнес Вождь, — белая кость. Будь смелее!

— Кем ты работаешь сейчас? — вдруг раздался еще один голос. Сергей посмотрел, пелена с глаз упала, он увидел, что помимо Хозяина, в кабинете был его ближайший соратник В.М. Молотов, бывшим тогда председателем Совета Народных Комиссаров. А ближе к выходу за отдельном столике сидел Н.И. Ежов. Нарком НКВД, похоже, делал свой каждодневный доклад о деятельности своего наркомата, но совсем не возражал, что его на полуслове прервут. Даже, по сути, обрадовался.

— Я осмелился приодеть его за счет НКВД, — пояснил Ежов, объясняя наряд великогои князя, — все-таки он теперь так сказать, наш питомец.

Вот как это сейчас называется! — удивился Сергей, — но он бы хотел быть подальше от таких «забот». А то ведь от них и умирают ненароком и даже без расстрела. Он вспомнил допросы Дьяконова и его коллеги, вздрогнул.

Теперь он чувствовал внимание сразу трех человек. Надо было ответить сразу троим, больно уж должности у них были высокие. Молча медленно крутанулся, отвечая на слова наркома. Ответил Молотову, который все ждал ответа на свой вопрос:

— Я работаю рабочим на одном из московских заводов, Вячеслав Михайлович, горновым сталелитейной печи.

— Однако, это же сложно! — удивился Молотов, — вот что делает жизнь — от великого князя до сталевара!

Молотов не только удивился, он еще и одновременно откровенно подколол, но Сергей не обиделся. Попаданец XXI века, он тоже обдуманно считал, выбрав из общего списка. Его реципиент, если уж выбирал из реально существующих профессий, до которых его допустят, мог выбрать только из специальностей сталелитейного цикла. А вот дворником он бы постеснялся быть, как и продавцом.

Впрочем, ответил он председателю СНК немного по-другому:

— Я ведь еще молод, товарищ Молотов, ровесник Великого Октября. Жизнь великого князя до революции, как и всю эту прошлую жизнь, я не знаю.

— Но мать или отец вам рассказывала, не так ли? — подпустил свои пять копеек Николай Иванович из своего ближайшего далека.

Сергей мысленно напрягся. Судя по оживившимся лицам, внимательным взглядам, тема их очень интересовала. Сергей Александрович и сам бы поддакнул, на этот раз ему надо было подтвердить свою связь с императорской семьей. Ведь И.В. Сталин относился уже к дореволюционной истории с определенным пиететом. Или еще нет, мгм?

Но он уже сказал наркому Ежову другую версию своего прошлого и не надо провоцировать его к подозрению. Николай Иванович, хоть и лично ему неприятен — гомосексуалист, да еще нквдешник, по руку замазанный человеческой кровью, но как профессионал он силен. Наверняка он хорошо помнил тот ночной разговор за чаем и в случае разночтения к нему вернется за допросом. И, может даже, за мордобитием, Ежову этим не удивишь. Поэтому пришлось вновь доложить, что от царского прошлого он сможет сказать только немного. Отец ушел из семьи еще до революции (правда), от него ничего не осталось ни безделушек, ни воспоминаний (почти правда) и куда он ушел он совсем семьи не сказал, а потому дальнейшая судьба его скрылась во мгле (совсем не правда).