Грустный день смеха

Это было просторное помещение с земляным полом, без потолка. Вверху вздымались обвитые паутиной толстые стропила, с которых в некоторых местах свешивались веревки. Через окошки-бойницы врывались столбы света. В них вилась такая густая пыль, что они были похожи на изделия из мутного стекла.

Сначала мне показалось, что в помещении никого, кроме нас с Василисом, нет. Но потом, когда мои глаза привыкли к темноте, я увидел в самом углу маленькую скорчившуюся фигурку. Фигурка что-то делала возле большой бочки с водой.

— Ну вот ты и дома, — сказал Чернобородый. — Здесь тебе будет хорошо. Норма на первый раз — сто штук. Сделаешь — получишь вечером жратву. Не сделаешь — будешь голодный и десять ударов кнутом по голой спине. Уразумел?

— Не совсем. Что вы имеете в виду под словосочетанием «норма — сто штук»?

— Сам допрешь. Очень быстро допрешь.

С этими словами Василис Прекрасный ушел. В замке снаружи щелкнул ключ.

Мое появление и разговор с хозяином не произвели на маленькую фигурку никакого впечатления. Она продолжала сновать возле бочки. Я направился к ней. По мере того как я подходил, изумление мое росло. Щуплый мальчишка в грязной одежде потрошил лягушек… Делал он это быстро и ловко. Хватал из бочки, где их брата кишело видимо-невидимо, шлепал о камень и точными движениями ножичка, похожего на скальпель, снимал шкурку. Затем тушка летела в одно корыто, а шкурка в другое.

— Сорок один… сорок два… сорок три… — бормотал мальчишка.

— Здравствуйте…. — выдавил я. Я ожидал чего угодно, только не этого нелепого занятия.

Парень разогнулся и вытер рукавом рубашки пот с лица. Разогнулся он не до конца, а может быть, то был горб.

— Здравствуйте, — сказал он и улыбнулся. — Вы ко мне?

— Да, — я тоже улыбнулся. — Что вы здесь делаете?

— Видите…

— Как вас зовут?

— Меня всегда звали Коньком-горбунком. За то, что я сутулый. А здесь я еще больше ссутулился. — Малыш опять улыбнулся. Улыбался он неожиданно и робко.

— Как вы сюда попали?

— Я вам сейчас расскажу… Только, извините, я буду работать. У меня большая норма…

Рассказ Конька-горбунка

Конек-горбунок был сиротой, родителей своих не помнил и воспитывался в школе-интернате. Этим летом он вместе с товарищами жил в палатках на берегу реки, где был их пионерский лагерь. Способ, которым взяли Конька, не отличался оригинальностью. С проходящего катера его попросили выловить упавшую в воду пачку папирос. Конек, конечно, помог людям и угодил в лапы Василиса Прекрасного. На острове Конек находился уже долго, но потрошил лягушек всего четыре дня. До этого он их ловил под руководством Лягушачьего короля специальными сачками на длинных рукоятках в заболоченных лиманах. Василис крался по одному берегу с мешком на плече, а Конек по другому. Как увидит кто-нибудь из них крупную лягушку, накрывает ее сачком, а потом руками — в. мешок. За день по полмешка набирали. По сравнению с потрошением эта работа нравилась Коньку: весь день на воздухе, можно искупаться, да и потом, мог подвернуться случай удрать.

Сначала Конек никак не мог понять, зачем Василису лягушки. Он думал об этом днем и ночью и даже чуть однажды не свихнулся, но потом думать бросил, ловил, и все. Может, Василис Прекрасный сумасшедший? Это очень походило на правду. Всегда неразговорчивый капитан, если находил особенно крупный экземпляр, звал Конька. «Эй, иди глянь, какой жирняга! Как свинья!» — и его рыхлое лицо освещалось улыбкой, от которой было жутковато.

Три раза в день, если не был в отъезде, Василис заходил в сарай и с полчаса проводил возле бочки со своими любимицами. На прощание он запускал руки в бочку и играл с лягушками, приговаривая: «У-у, жирняги… у-у, свиньи…»

Но вскоре Конек убедился, что Василис не сумасшедший и что он ловит лягушек с вполне определенной целью: ради их шкурок. Шкурки проходили обработку тут же в сарае в чанах с растворами, потом их Василис скоблил, сушил и куда-то уносил. Куда — Конек не знал. Он мало над этим размышлял. Ему просто некогда было размышлять. Василис установил норму — двести шкурок в день, и Конек трудился в поте лица.

На ночь Василис уводил Конька к себе. Но не всегда. Когда он уезжал с острова, Конек проводил в сарае сутки, а то и больше. Воду и питье ему приносила или старуха Аггея или их дочь Марфа. Сколько всего людей на острове, Конек не знал. С ним приехали двое, но он их видел всего лишь один раз издали: они сидели на берегу и чистили рыбу. Из этого Конек заключил, что они тоже привезены специально для работы.

Рассказывая мне все это, Конек продолжал работать. Его руки машинально делали то, что привыкли делать. Я удивился, чего он так старается. Неужели Василис правда наказывает за невыполнение нормы? Конек попросил задрать ему рубашку. Я задрал и вздрогнул: вся спина Конька была иссечена темными полосами.

— Но это было в самом начале, — сказал Конек. — Потом я стал выполнять норму и даже перевыполнять. Понимаешь, он сказал, что если я сдам ему миллион шкурок, он отпустит меня.

— Миллион? — поразился я.