Груз

Я очень надеюсь, что дождутся издания в виде отдельной книги его рассеянные по периодике (больше всего – в «Слове», «Купели», «Москве», «Родине») многочисленные статьи и рецензии, а также «скрипты» для радио. Сами названия многих из них («Козельщанское чудо», «Прокопий Устьянский», «Диковинный зверь вольпертингер», «Князь-инок Аникита») заставляют вспомнить Лескова и Ремизова, и неспроста.

Году в 95-м – Петр только что вернулся из Германии и Италии – я услышал от него не совсем в его устах неожиданное, но достаточно нетипичное для наших дней признание, что из своих путешествий по– настоящему важными и интересными он находит лишь путешествия по России. Он вообще любил этот гоголевский призыв, «проездиться по России». Здесь нет узости. Природная любознательность, универсализм интеллигента и два безукоризненных иностранных языка подвигли его добраться аж до Аргентины и Парагвая, не говоря уже о менее отдаленных странах вроде Франции, Австрии или Дании. Но что влекло его туда более всего? Эмигрантские библиотеки и коллекции. Возможность проверить слух, будто алтарь храма Христа Спасителя попал в 30-е в Ватикан. Шанс увидеть жизнь русских общин в Южной Америке, привезти редчайшие, почти легендарные книги для их переиздания дома. Желание понять, что из себя представляет нынешняя Русская Зарубежная Православная церковь. Мощи Николая Угодника в Бари. Счастливый человек, он исполнил почти все свои мечты. В ноябре 1995-го он совершил паломничество в Святую Землю, и в той же вышитой рубашке, в которой погружался в Иордан, был положен в гроб.

Начиная с 1985 года он выпустил более двадцати только отдельных книг – от «Ключа к Гоголю», вышедшего в Лондоне под псевдонимом, до последнего романа «Наследник российского престола». Он был удивительно скромен. Автор «Путеводителя по Солженицыну», изданного в 1989-м, когда само это имя еще произносилось шепотом и заставляло советского обывателя лезть на стену, Петр не сделал никаких шагов для встречи с Солженицыным после возвращения последнего, так и оставшись с ним лично незнаком.

Петр был не только очень талантливым, но еще и очень мужественным человеком, он стойко воспринял свалившуюся на него болезнь, продолжая работать и видеться с друзьями как ни в чем не бывало. В последние недели жизни он был каким-то особенно просветленным.

Петр Паламарчук, как и его любимый писатель Гоголь, не дожил до сорока трех. Второго января 1998 года он подарил мне свой только что вышедший в «Юности» роман «Клоака Максима, или Четвертый Рим». В тот вечер мы сдвинули бокалы красного, чтобы наконец перейти на «ты». Четырнадцатого февраля 1998 года его настигла внезапная смерть. Он умер в Боткинской больнице в Москве.

Во время его отпевания в храме Сретенского монастыря в Москве было прочитано послание Патриарха Московского и всея Руси Алексия II.

Идут года, дорогой друг, но мне каждый день тебя не хватает.

Вспоминая Юрия Нагибина

Юрия Марковича Нагибина уже 26 лет нет среди нас, что кажется мне безумно странным. Жаль, что столетие со дня его рождения – 3 апреля 2021 года – пришлось на самый пик эпидемии злого вируса. Впрочем, Нагибин не из тех авторов, о ком надо напоминать с помощью юбилеев. Нынче не счесть писательских имен, еще так недавно бывших «на слуху» и вдруг почему-то исчезнувших из общественного сознания, а главное – с прилавков. К Нагибину это не относится, его активно переиздают. Издатели ориентируются на спрос и только на спрос. Почти пятьдесят посмертно переизданных книг Нагибина убедительнее любых иных доводов. И это без упоминания полутора дюжин диссертаций о нем и книг литературоведов.

Самые большие споры породил нагибинский «Дневник», увидевший свет через полтора месяца после смерти автора. Не раз приходилось слышать: «Как он в себе таил такое?» Что значит «таил»? Если писатель пишет – значит не таит. Таили те его коллеги, кто (я допускаю) мыслили столь же «крамольно», но давали себе волю, да и то дозированно, на кухне, вполголоса и накрыв телефон подушкой. «Что я, идиот, письменный материал против себя давать, правда?» – говорил один выдающийся советский писатель, хорошо выпив. Он не был идиотом.