Победа не принесла народам СССР облегчения: кончилось даже крошечное военное послабление, и грузинских студентов, обсуждающих политику, арестовывали. В 1945 году последнего наследника на престол, композитора Петрэ Багратиони, заперли в дом для умалишенных, где он заразился чахоткой. Жизнь в Грузии стала суровой: в полях и на заводах женщинам помогали только старики, мальчики и инвалиды. (В 1945 г. население сократилось до 3232000, став на 10 % меньше, чем в 1939 г., и до 1960 г. не поднимется до уровня 1939 г.) Все, что производили деревня и город, уходило на обеспечение и восстановление европейской части России. За отсутствием товаров и рыночной экономики деньги обесценились. Городские рабочие были так же прикреплены к месту работы, как крестьяне, когда в 1948 году рабочих лишили паспортов и нельзя было искать другой работы. (В 1949 г. Берия предложил вернуть рабочим и крестьянам паспорта и свободу передвижения, но Совет министров отверг предложение под предлогом недостатка рабочих сил.) За неудовлетворительную работу можно было выселить человека в «отдаленные места» на принудительный труд. С 1947 по 1952 год около девяти тысяч крестьянских семейств переселили из горных районов в малонаселенные — либо в Абхазию, либо в только что осушенные мингрельские болота, либо в орошенные самгорские поля, — где их бросили на произвол судьбы. Колхозы сливали в еще более неуправляемые гигантские совхозы. Пятилетний план 1946–1950 годов, установивший недостижимые нормы, оторвал крестьян от полей и рабочих от фабрик на русские промышленные проекты. Лютая зима 1949/50 года погубила расширенные грузинские чайные и цитрусовые плантации. Крестьянские участки обложили крутыми налогами — крестьянин должен был платить государству 500 рублей в год, вчетверо больше, чем до войны, и продавать государству за гроши 40 килограммов мяса, 300 литров молока и сто яиц, которые государство перепродавало гражданам в девять раз дороже. Девальвация рубля в декабре 1947 года уничтожила все сбережения: прекратив инфляцию, она довела крестьян до нищеты. (В любом случае слухи о предстоящей мере заранее опустошили магазины и рестораны, где граждане как можно быстрее потратили все наличные.) Цены на продукты начали падать, а зарплаты — подниматься, но дефицит стал острее, а жизнь — намного дороже, чем в 1940 году.
Когда в 1947 году Сталин и Жданов громили литературу, искусство и науку, в Грузинской ССР дотошно следовали партийной линии. Литературные журналы сменили редакторов и начали печатать только скучную макулатуру; из оперы, балета, театра, кино и галерей изгнали всех и все, что намекало на талант или оригинальность. Ученые всех областей науки были вынуждены отречься от нее и подчиниться новым доктринам: марризму — в лингвистике, шовинизму — в истории, ламаркизму — в биологии.
После войны Сталин начал относиться к Грузии очень своеобразно. Хотя он читал историю и художественную прозу по-грузински и проявлял интерес к языку, заказав подготовку восьмитомного толкового словаря и отредактировав предисловие, он считал себя выше любой национальности. «Наш отец был грузином», — объяснил сестре Василий Джугашвили. Обратившись к группе грузинских историков, Сталин попрекнул их — «вы грузины», а русских историков — «эти русские», как будто сам он не грузин и не русский. К своим грузинским подопечным Сталин теперь относился мнительно: несмотря на то что Берия выполнял функции и Гиммлера, и Алберта Шпеера, Сталин все-таки расколол НКВД, отдав госбезопасность сначала бериевскому подопечному Всеволоду Меркулову, а затем бериевскому врагу, «фокстроттеру» Виктору Абакумову, а террором в Красной армии начал руководить вместо Берии Лев Мехлис. После войны до 1949 года Берия был почти целиком занят созданием советской атомной бомбы, но, пока это задание поглощало его, грузины в номенклатуре, особенно в хозяйстве Сталина, один за другим подвергались чистке. В 1948 году Шария впал в немилость, и Рапава из-за брата-изменника был переведен из МВД Грузии в Министерство юстиции. Новый министр безопасности Николоз Рухадзе по наущению Сталина подвинтил все гайки: в 1948 году 25 студентов-«националистов» приговорили к двадцатипятилетнему сроку, затяжной форме только что «отмененной» смертной казни.