Грузия. Перекресток империй. История длиной в три тысячи лет

Расстрел Берии взволновал многих грузин: даже до официального объявления чекисты сослали пятнадцать его родственников на Урал, в Казахстан и Сибирь, чтобы не пытались будить в Грузии сочувствия. 25 августа 1953 года Алеша Мирцхулава пожаловался Хрущеву: «его близкие родственники занимаются невыдержанными, злостного характера разговорами, являются источниками распространения разных провокационных слухов. Мать Берии — Марта, глубоко верующая женщина, посещает церкви и молится за своего сына — врага народа. После разоблачения Берии участились подозрительные встречи родственников на ее квартире»[346]. На заседаниях грузинской компартии, в отличие от всесоюзной, тех, кто разоблачал Берию, часто перебивали: «Вы бывший арестованный? Сейчас арестованные выступают и говорят что хотят»[347]. Сотни агитаторов партии и КГБ торопливо провели «беседы» по всей Грузии: их научили, как отвечать на двадцать три «щепетильных вопроса», например: связаны ли бериевские преступления с событиями 1937 года, обвинят ли Берию в участии в смерти Вождя?[348] Улицы и колхоз имени Берии переименовали в честь Маленкова. Тысячи изданий, прославлявших или просто упоминавших Берию, были превращены в макулатуру или исправлены с помощью чернил и ножниц. Составили список всех поэтов, посвящавших Берии стихотворения[349]. Подписчики Большой советской энциклопедии получили инструкции, как изъять лезвием страницу о Берии и вклеить очень подробную статью о Беринговом проливе.

В 1954 году аннулировали решение Берии перевести абхазский и южноосетинские языки на грузинский алфавит. В Южной Осетии в приступе грузинского шовинизма прекратили преподавание на осетинском языке. Осетины на юге теперь писали по-осетински так же, как на севере, а абхазов обеременили такой произвольной и сложной кириллицей, что по-абхазски фактически почти перестали писать, кроме как в официальных целях. Что касается настоящих преступлений Берии, их старались замалчивать: в декабре 1954 года прокуратура попыталась пересмотреть решения XIII конференции Абхазской организации КП(б) Грузии января 1932 года, когда абхазы громко критиковали грузин за присвоение абхазской собственности, а грузины обвиняли абхазов в троцкизме. Оказалось, что стенограммы либо стерты, либо утеряны. Реабилитация репрессированных интеллигентов, например Тициана Табидзе и Михеила Джавахишвили, позволила издательствам цитировать и даже публиковать их, но даты и причины смерти оставались государственной тайной. Однако одного интеллигента, Константинэ Гамсахурдия, все-таки попытались осудить. С августа 1953 года по июнь 1956 КГБ и прокуратура готовили обвинение против Гамсахурдия как друга Берии, служащего меньшевистского правительства, фашиста, ставленника нацистов в случае завоевания ими Грузии[350]. Даже при Берии возник вопрос об измене, но в конце концов партия, решив, что преследование лучшего из живых грузинских прозаиков только повредит престижу грузинской культуры, ограничилась постоянным надзором за его семьей.

Переименовав МГБ в КГБ, Хрущев невольно подверг грузинских чекистов издевательствам, так как акроним КГБ переводится по-грузински СУКИ. Алекси Инаури и его помощник Нодар Маисурадзе сначала сосредоточили внимание «СУК» на эмигрантах. Уже умерли Ноэ Жордания (в 1953 г.) и Эвгени Гегечкори (1954 г.), но остался в живых и в розыске грузинский «фюрер» генерал Маглакелидзе, которого Рапава поймать не смог. Несмотря на недавно опубликованные воспоминания, отношения генерала с советской властью остаются таинственными: в 1945 году он встретился с Берией в Германии и даже обещал предпринять поиск особой краски для него; потом жил с семьей в Пакистане, но вернулся в Германию, чтобы стать советником Аденауэра. 31 августа 1954 года Маглакелидзе остановился в берлинской гостинице вблизи от советского сектора: его «схватили» сотрудники КГБ, уже отправившие его семью из Лейпцига в Москву и Тбилиси. Неизвестно, насколько Маглакелидзе, сотрудничавший с нацистами и до этого лично арестовавший советского посла в Грузии, удивился тому, что его в Тбилиси представили счастливым репатриантом (хотя над ним всю остальную жизнь надзирал КГБ, конфисковавший продиктованные им воспоминания)[351]. Самого видного из оставшихся эмигрантов, Григола Робакидзе, посетил агент КГБ Гиви Джорбенадзе, но не смог выманить его в Тбилиси из уютного швейцарского дома; молодые эмигранты в Париже остались равнодушными к соблазнительной грузинской балерине, работающей на КГБ.