Губернатор

Толпа колыхнулась, придвинулась к фасаду здания. Редкая цепь полицейских заслоняла вход. Саксофон призывно взывал. Толпа налегала. Гроб, поблескивая крышкой, плыл над толпой, приближаясь к входу.

Плотников в своем кабинете вел переговоры с главой французской фирмы, пожелавшей построить в губернии завод по производству многожильного кабеля. Нарушив больничный режим, не внимая увещеваниям врачей, Плотников выбрался из-под капельниц и приехал на работу, поклявшись врачам к вечеру вернуться в палату. Француз был рыжий, с узким лисьим лицом, с большими ушами, полными рыжих волос. Дотошный, многословный, он сыпал техническими терминами, переводчик с трудом справлялся с переводом. Плотников раскрыл карту и показывал французу территорию для завода, схему коммуникаций, источники воды, электричества и газа. За окнами слышался шум толпы, неразборчивый лай диктофона, ноющая музыка. В кабинете появился Притченко и наклонился к Плотникову:

– Иван Митрофанович, считаю нужным вызвать ОПОН. Наша охрана может не справиться.

– Вызывайте, но прикажите не вмешиваться. В крайнем случае пусть окружат здание вторым оцеплением, – с досадой ответил Плотников и продолжил беседу с французом.

К площади прибыли автобусы с ОПОНом. Бойцы выгрузились и стояли, опершись о щиты, в бронежилетах и круглых шлемах. Угрожающий вид полицейских еще больше взвинтил толпу. «Убийцы!» «Всех не зарежете!» «Долой губернатора!»

Натиск толпы усилился, цепь охранников прогнулась, отступила к входу. В них полетели пластмассовые бутылки с водой, пузырьки с чернилами. Гроб проплыл над головами и приблизился к входу в здание. Казалось, толпа желает использовать его как таран.

В кабинете вновь появился Притченко:

– Иван Митрофанович, быть беде! Надо разгонять толпу, иначе она ворвется!

Француз подошел к окну, уставил в него лисье лицо и, улыбаясь, сказал по-русски:

– У вас в России хорошо, стабильно!

– Иван Митрофанович, быть беде! – повторил Притченко.

– Наберите мне главного полицейского. – Плотников смотрел, как полированный гроб плещется у самого входа. Притченко передал ему телефон. – Степан Петрович, разгоняй хулиганов! Я приказываю! – И вернул телефон Притченко.

Бойцы ОПОНа загрохотали щитами. Отряд, похожий на огромную железную черепаху, стал наползать на толпу. Там, где щиты касались толпы, густо кипело. Молодые парни извлекли из чахлых букетиков обрезки труб, скрестили их с дубинками бойцов. Хруст, лязг, истошные вопли, расколотые шлемы, смятые щиты, кровь на лицах. ОПОН теснил толпу, отжимал ее от здания. Из соседней улицы вырвался еще один клин бойцов, ударил в толпу. Стал рассекать, раздваивать. Били жестоко, молодых, старых, женщин в траурных платках, мужчин с поминальными венками. Толпа рассыпалась, разбегалась в разные стороны, освобождая площадь, втягиваясь в соседние улицы. Катилась по проспекту, перевертывая автомобили, круша витрины магазинов. Камни полетели в хрустальные стекла ювелирного магазина «Паола». Толпа удалялась со стоном, как черный вихрь, таяла и стихала в каменной глубине города.

Площадь была пустой, в раздавленных цветах, в исковерканных венках. Перед входом одиноко стоял гроб с полированной крышкой. Перед ним на коленях опустились мужчина и женщина, обнимая крышку.

Плотников простился с французом. Изнемогая, в сопровождение охраны, направился к выходу, чтобы вернуться в клинику и лечь под спасительные капельницы.

Глава 27

Плотников вышел через служебный ход, где его поджидала машина. Шел, окруженный охраной, не желая появляться на площади. С нее увезли гроб, убирали рассыпанные цветы, поломанные венки. Над площадью еще витало эхо грохочущего взрыва, воздух был густ от воплей боли и ненависти. Плотников приближался к машине, когда из-за угла выскользнул длинный старомодный автомобиль с хрустальными фарами, хромированным радиатором и эмблемой орла, который сжимал в когтях свастику. Из автомобиля поднялся крупный, властного вида господин, преградив Плотникову дорогу:

– Иван Митрофанович, простите ради бога, хотел напроситься к вам на прием, но эти печальные обстоятельства, этот ужасный погром!

– Что вам угодно? – Плотников остановил взглядом охрану, которая уже порывалась оттеснить незнакомца.

– Я Головинский Лев Яковлевич. Столько времени пребываю во вверенной вам губернии, и все не находился случай вам представиться и выразить свое почтение.

– Да, конечно, нам следовало познакомиться раньше. Ваш вклад в развитие губернии мне известен. Но, право, сейчас я не смогу вас принять. Я еду в клинику. Мне еще предстоит курс лечения.

– Я знаю об этом. У меня есть все ваши кардиограммы, вся история вашей болезни. И должен сказать, положение у вас незавидное.

– Что вы имеете в виду? Откуда у вас мои кардиограммы и история моей болезни?

– Видите ли, я и есть история вашей болезни. Я и есть ваша кардиограмма, указывающая на предынфарктное состояние.