Губитель женщин

Она прижалась щекой к его шее, втянула его солоноватый пьянящий запах. Теперь она поняла. Это было настоящее, то, что она искала. И еще она поняла, что должна сделать.

Ей надлежало полностью отказаться от себя прежней и возродиться с Камероном.

Ей нужно было стать храброй и переступить порог, за которым простиралось неведомое.

- Идем, - прошептала она и повела его за руку через темный сад. У нее подгибались колени, ослабевшие от его поцелуев и от того, на что она решилась. Она чувствовала, что он удивлен, но шел за ней, не говоря ни слова. Доверие было одним из тех открытий, что им предстояло сделать вместе.

Она вывела его по узкой заросшей тропинке на круглую полянку, в середине которой светлело в лунном свете место от давнего костра. Магическое кольцо феи, идеальное место.

- Каллиопа… - хрипло начал он.

- Тсс, - прижала она палец к его губам.

Любые слова только нарушат чары. Она покончила со словами, тревогами, раздумьями и стремлением быть правильной. Шагнув назад, Каллиопа расстегнула плащ, и он упал у ее ног. Камерон смотрел, как она стягивает вниз платье, открывая забелевшие под луной плечи, мягкие округлости грудей. Тут к ее горлу подступил комок - что, если она ведет себя неправильно? Что, если она не такая уж хорошенькая? Что, если…

Нет! Она стряхнула с себя страх. Все правильно. Это то, что она должна сделать - освободиться, освободить их обоих.

Она вытащила шпильки из волос, и черные кудри упали ей на плечи.

- Видишь, Камерон, - сказала она, проклиная прокравшийся в голос девичий трепет. Ведь она пыталась быть обольстительной! - Я могу быть не только Афиной, но и Афродитой. - И, взяв его руку, притянула его к себе.

- Каллиопа! - простонал он, и она почувствовала его напряжение, сопротивление. - Ты понимаешь, что делаешь?

- Пожалуйста, Камерон! - Она, встряхнув головой, откинула назад волосы, чтобы он лучше видел ее грудь. Жаль, что она у нее не слишком большая! - Пусть это случится здесь, сейчас, на этом самом месте. - И, прильнув к нему, она поцеловала его в щеку, в шею, в подбородок. Он с силой втянул в себя воздух. Ага! Значит, кое-чего она достигла. - Я хочу тебя, Кэм, - прошептала она, поражаясь собственной смелости. - А ты - хочешь меня?

- Конечно, моя красавица, моя Каллиопа. Только… - Но она заглушила его слова поцелуем. И он глухо застонав, сдался и опустил ладони на ее голые плечи.

«Наверное, сейчас Афродита завладела моей душой», - думала Каллиопа, смело развязывая его галстук и роняя его на траву. Богиня направляла ее руки, расстегнувшие ему рубашку, стянувшие ее с его мускулистого торса, ее губы, целовавшие его плечо, впадинку у его горла. Какая гладкая у него кожа, какая горячая под ее ласками! Лихорадочный жар проник ей в самую душу, и она забыла обо всем, кроме него.

Все было правильно.

Сплетя объятия, они упали на плащ, и деревья закружились над головой Каллиопы. Она оказалась сверху и отбросила прочь его рубашку. «Он - само совершенство, - подумала она благоговейно. - Прекраснее, чем любая античная статуя, потому что он - живой, он дышит, дрожит… от желания». Дрожащими пальцами она провела по дорожке жестких волос на его груди к поясу бриджей.

Он подобрал живот, задышал прерывисто.

- Каллиопа… осторожней. Если ты до конца не уверена…

- Я же Афродита, ты помнишь? Если бы я не была уверена, меня бы здесь не было. - Азартно, храбро, испуганно, она неумело расстегнула на нем бриджи и потянула их вниз с его стройных бедер. - Ах… - слабо вырвалось из ее груди.

Камерон, неподвижно лежа на плаще, испытующе глядел на нее.

- Не очень-то похоже на статую, - пробормотала она задумчиво. Статуи древних богов, гермы, с пугающих размеров мужским органом были до сих пор ее единственным опытом знакомства с интимным устройством мужчины. Но реальность оказалась в тысячу раз лучше. - Можно мне потрогать?

Камерон хрипло рассмеялся:

- Если только ты хочешь, чтобы все закончилось, еще не начавшись. Иди сюда, моя Афродита, и поцелуй меня еще раз, прежде чем я окончательно лишусь рассудка.

Каллиопа радостно бросилась в его объятия, сливаясь с ним губами и стуком сердца. На этот раз поцелуй напоминал фейерверк в ночном небе. Она чувствовала, как он развязывает последние ленты на ее платье, и невольно задрожала от ночного холода. Но это было не важно - платье сейчас казалось тюрьмой, преградой между ними. Она сбросила его и предстала перед ним словно обнаженная богиня.

- Каллиопа, - проговорил он, кладя ладони ей на бедра и жадно пожирая ее глазами. - Ты восхитительная.

- Но не так, как ты, - прошептала она. - Ты - мой прекрасный Греческий Бог.