Гудериан

Когда в марте 1939-го была оккупирована вся Чехословакия, и Гитлер стал оказывать давление на Польшу, в умах генералов уже не оставалось сомнений относительно того, по какому пути их ведут. По отношению к гитлеровскому режиму и его политике сотрудников генштаба, как и гражданское население, можно было условно разделить на три категории. К первой категории относились такие, как Гудериан, те, кто приветствовал гитлеровский режим как средство возрождения престижа и авторитета Германии, кто гордился армией, которую они строили заново, и кто был зачарован новыми видами оружия. Вполне понятно, что это чувство обостряло честолюбивое желание увидеть свои идеи воплощенными в действительность. Эта группа, пожалуй, очень опасалась поляков и ненавидела коммунистов. Западные державы являлись противовесом для их весьма агрессивных устремлений, потому что были слишком сильны. Вторая категория включала военных и гражданских лиц, при Гитлере лишившихся своих должностей или третировавшихся им, и потому питавших к нему неприязнь – например, Гаммерштейн-Экварт и Шахт, а также Бек, выступавший за мир главным образом потому, что считал, что Германия не готова к большой войне. В этом отношении Гудериан был с ним согласен, потому что слишком хорошо знал несовершенства танковых войск и всей остальной армии. И, наконец, третья категория – огромное большинство, те, на кого Гитлер одел свой хомут, кто соглашался со второй категорией, но не подали в отставку, не были уволены и продолжали тянуть лямку, стараясь не слишком глубоко вникать в суть дел, которыми они занимались. Бек и его единомышленники постепенно создадут движение активного сопротивления. Гальдер будет обсуждать с заговорщиками планы убийства Гитлера, когда наступит подходящий момент, и при этом станет лавировать и давать туманные обещания, а когда дойдет до дела, пойдет на попятную, ссылаясь на присягу на верность Гитлеру, принятую войсками 3 августа 1934 года, или на чувство долга перед армией в надежде, что, оставаясь на службе и не уходя в отставку, удастся сделать что-нибудь полезное. Однако, оспаривая некоторые планы Гитлера, тем не менее, Гальдер выполнял его приказы и продолжал заниматься подготовкой войны.

Такой же линии придерживался и главнокомандующий фон Браухич, вторая жена которого очень симпатизировала нацистам. Фон Браухич безучастно наблюдал, как генеральный штаб из мозга армии превращается в механизм исполнения решений политического руководства. Он лишь изредка делал попытки навести относительный порядок в армейской иерархии, пресечь кумовство и коррупцию. В Австрии и Судетах он вместе с Гитлером наблюдал за триумфом Гудериана и решил того попридержать, сначала в союзе с Беком, а затем с Гальдером, то ли из страха, что Гудериан, сочувствовавший нацистам, может оказаться опасным соперником, то ли просто из зависти. Точной причины мы теперь уже не узнаем. Однако с этого времен становится очевидным, что противники Гудериана перенесли центр тяжести своей критики с его идей на личность автора.

Существовал еще один фактор, который не могли игнорировать ни военные, ни гражданские деятели, хотя его значение временами преувеличивали. Имеется в виду культ личности Гитлера. Немалая часть населения смотрела на него как на бога, поднявшего Германию из глубин депрессии, сократившего безработицу и вернувшего народу чувство гордости за свою родину. Геббельс поддерживал эту идею. Низшие слои германского общества относились к чести своей страны с не меньшим благоговением, чем высшие. Политическое чутье, которым генеральный штаб никогда особенно не отличался, на этот раз не подвело его диссидентствующих сотрудников, понявших, что без поддержки народа любая попытка обуздать Гитлера обречена на провал. Они еще не забыли вид революционных солдат и толп в 1918 году, а Гитлер, пожалуй, был самым способным демагогом своего времени, обладавшим даром наэлектризовывать многотысячные толпы. Он очень ловко облекал все, что делал, в одежды кажущейся законности и справедливости.