Коллин необходимо было проверить, как там мистер Браун. День был невыносимо жаркий. Она уехала из мини-складов еще до самого страшного пекла. Она могла только вообразить, что там происходит. Сегодня утром он выглядел гораздо лучше, но к тому времени, как ей надо было уходить — даже после воды и полбаночки «Эншуэ», — он уже не очень хорошо соображал. Что бы там ни говорил Тео, мистер Браун нуждается в уходе. И она сказала Тео:
— У меня сегодня встреча назначена.
Он посмотрел на нее, ничего не понимая.
— Жены в яхт-клубе встречаются, — объяснила она. — Тебе незачем туда ехать.
— Да и тебе незачем.
Она энергично потрясла головой.
— Мы все дело сорвем, если станем там слишком часто появляться. Это будет странно выглядеть. Вроде нам так уж не терпится.
— Ты не прав, — сказала она ему.
— Об этом мы попозже поговорим.
— Да-а, — протянула Тиффани. — Этого мужика там, наверно, обхаживают девахи-неряхи, в сандалиях на босу ногу и с вот такими баллонищами… Ну, я что хочу сказать, они никак не в моем стиле, но политически я с ними солидарна.
Взгляд Коллин заставил Тео опустить глаза.
— По моему опыту, — сказал Малкольм, положив ладонь на руку внучки, — люди, решившиеся на преступление… Их вовсе не заботит жизнь других людей. Они, может, на поверхности и кажутся такими же, как мы, да только внутри они ничего такого не чувствуют. Не как мы все.
Пальцы Коллин крепко сжали ручку вилки.
— Поеду сразу, как мы поедим. — Ей было страшно при мысли о том, что происходит с ее мужем.
— Давай сменим тему, — сказал Тео.
— Кто-то же должен бороться с этой системой. — Тиффани взболтала молоко в картонке и пощелкала палочками под фотографией девочки. — Малолетнюю девчушку похищают, ее лицо помещают на такой вот картонке — и все! Но когда нарушается безопасность президентов корпораций или политиков или судей, то это уже революция. Это — государственная измена против капиталистического строя. Если этих похитителей поймают, я вам обещаю — их на электростуле поджарят, как пить дать.
— Заткнись, Тиффани! — сорвался Тео.
— Мученики, — сказала она. — Тостики подгорелые.
Капля воды шлепнулась на клейкую ленту, залепившую левый глаз Стоны. В горле у него зазвучали слова: «Простите меня, святой отец, ибо я согрешил».
Он увидел лицо Нанни по ту сторону столика в ресторане «У Марселя», лицо Нанни, озаренное снизу светом свечи. Она успела взять только одну ложку крем-брюле. И совершенно невероятным образом ложка оказалась отброшенной на край столика, длинное желто-коричневое пятно протянулось через белоснежную скатерть. Это было столь невероятно, что Роберт спросил, все ли в порядке с едой. Стона допил портвейн и сделал знак, чтобы бокал наполнили снова. Махнул Роберту, чтобы тот ушел.
В тот день Стона с огромным облегчением услышал новости об Оуквилле. Он позвонил в ресторан «У Марселя» и заказал столик, потом позвонил Нанни. Когда они заказали десерт, Нанни сказала:
— Ты выглядишь спокойным и веселым. Впервые за много недель.
— Да это все мой паршивый желудок. Он меня замучил. — К тому же Стона все это время очень плохо спал. Ком в горле становился все плотнее и плотнее. — Но теперь все прошло.
И он высоко поднял бокал с портвейном.
— Динь-динь, — произнесла Нанни, подняв руку, в которой ничего не было.
Так же, как много раз до этого случая, она не знала, что именно они празднуют. Да и не хотела знать. Она полагала, что он и так слишком много времени уделяет работе, чтобы позволить рабочим делам заполонить каждую свободную минуту их жизни.
— Я подумывала о часах для Джейн к окончанию колледжа, — сказала Нанни. — Нужно хорошие часики ей купить. Золотые.
— В настоящее время контроль над расходами — наполовину и моя обязанность.
— Конечно, дорогой. Но молодой женщине следует носить золотые часики. Ты так не думаешь?
Много лет тому назад Стона вел себя за обеденным столом, как на рабочем совещании. Он указывал на Джейн: «Отчитывайся. Что у тебя в школе?» Потом — на Виктора: «Как с победами в футболе?» Поэтому Нанни установила правило, что по вечерам, в первые полчаса после прихода домой, Стона вообще не разговаривает. Ему необходимо расслабиться.
— Вот что в последнее время не давало нам покоя, — начал Стона.
Он давно хотел рассказать Нанни про Оуквилль — просто чтобы облегчить душу, — поэтому и бросился напролом, не обращая внимания на вопрос о подарке для Джейн. Нанни уступила, вздохнув и откинувшись на спинку стула, на губах ее заиграла спокойная терпеливая улыбка, ложечка застыла над десертом. Она всегда была готова его поддержать, просто старалась видеть все в перспективе — ради него, ради их семьи, а Стона к этой ее черте относился с большим уважением. Он понимал — она ждет, чтобы он скинул груз со своих плеч, а потом снова тактично вернется к разговору о том, что подарить Джейн в день окончания колледжа.
Он стал рассказывать жене о побочном продукте, спускаемом тринадцатью заводами химического подразделения компании, производящими растворитель, который используется при прессовании пластиков.