«Гудлайф», или Идеальное похищение

За двадцать миль до нужного им съезда Тео свернул с Парквэя. Он съехал задом по въездной дороге, а потом свернул налево между двумя автомобильными свалками — их заборы венчала острая как бритва колючая проволока. Минут пять они ехали по темной дороге, по обеим сторонам окаймленной зарослями тростника, пока не выехали к заброшенной территории забитой досками фабрики. Свернули мимо проржавевшего знака: «Частная собственность. Посторонним вход воспрещен», проехали догола раздетый «стейшн-вэгон», лежащую на боку стиральную машину, кучу пружинных матрасов. Здание фабрики — огромное, из почерневшего кирпича — формой напоминало церковь с высокими стенами, с высокой покатой крышей и с идущей вдоль гребня крыши надстройкой, похожей на звонницу. Позади здания фабрики стояло деревянное желтое строение с большой террасой. Крыша его провалилась. За ним выстроился целый ряд жалких желтых лачуг.

Тео остановил фургон у самой первой лачуги, которую явно когда-то занимал какой-нибудь рабочий с семьей, они жили тут в тесноте, словно сельди в бочке. Передняя дверь болталась в раме, повиснув на одной нижней петле. Тео втащил ящик и рулон ковролина внутрь лачуги. Фонарь наполнил единственную комнату светом, и сквозь выбитое окно Коллин увидела, как ее муж шагнул в ящик и попытался ногой выбить торцы. Он бил ногой по фанере яростно, изо всех сил. Потом перевернул ящик на бок и прыгнул сверху. Но ящик не желал разбиваться. Тео выглянул из лачуги и посмотрел на Коллин, сидевшую в машине. И хотя он не мог разглядеть ее в темноте, он пожал плечами. От усилий его дыхание стало тяжелым. В серебристо-белом свете фонаря глаза его были полны жизненной силы.

Он выбежал наружу, к машине. Фургон раскачивался, когда Тео подметал и очищал его от ненужных предметов; он вынес оттуда щетку, лопату, лыжные маски и все прочее, и вместе со всем этим — бутыль бензина. Он двигался быстро и был очень возбужден. А Коллин чувствовала, что просто не сможет подняться с сиденья — никогда! Если бы только она могла сейчас заснуть и больше не просыпаться…

Она услышала хлопок. Желто-оранжевые языки пламени с ревом поднялись из ящика с такой силой, что казалось, они вырвались совсем из другого места, находящегося далеко и глубоко под землей, в преисподней. Сквозь языки пламени ей был виден искаженный огнем силуэт Тео — он плескал бензин на стены лачуги.

В 9.31 Тео позвонил Джексону по его третьему таксофону — в будке у полицейского участка в Равее. Коллин вела «мерседес» по парквэю Эйзенхауэра на скорости пятьдесят пять миль в час. Джексон взял трубку сам.

— Иди к телефонной будке на парковке у почты в Метьюхене, — сказал Тео в клонфон. — Там под полкой, под аппаратом, прилеплена записка. Двенадцать минут.

У Тео с Коллин теперь оставалось двадцать минут, чтобы добраться до Речной марины. Их местоположение не могло быть триангулировано, ведь дальнейшие инструкции Джексон получит в записке, а не по сотовому. Коллин вела машину, а Тео вел с ней серьезный разговор, пытаясь придать жене хоть немного уверенности.

Толпа на пристани превосходила самые оптимистические ожидания Тео. Народу наверняка было гораздо больше, чем вечером в пятницу. Именно это он и подразумевал, когда говорил о магии идеального плана. Он велел Коллин ехать по дороге, идущей по краю марины. Черт возьми — пристань просто кишела гуляющими. Они зевали по сторонам, ни на что не обращая внимания, переходили дорогу на красный свет, выпивали на публике. Нарушений — не перечесть.

Полицейский вскинул руку на переходе, и Коллин слишком резко нажала на тормоз: взвизгнули шины. Вокруг машины сразу образовалась толпа.

— Я прямо тут выйду, — сказал Тео жене и сжал ее колено. — Я люблю тебя, девочка.

Какой-то подросток с лицом, разрисованным под американский флаг, прижал ладони к стеклу со стороны Коллин и заорал: «Убей Саддама!» Коллин отшатнулась и съежилась, готовая разрыдаться.

— Дырявая задница! — крикнул Тео слишком громко для закрытой машины и прямо перед лицом Коллин сделал неприличный жест средним пальцем. Коллин зажимала руками уши.

Выскочив из машины, Тео оперся о крышу «мерседеса», всунул в окно голову и, поцеловав кончики сложенных щепоткой пальцев, послал Коллин воздушный поцелуй по-итальянски.

— Жди меня там. В машине. Мы сделаем это, будь спок! — И, повесив на плечо спортивную сумку, он нырнул в поток пешеходов как раз в тот момент, когда полицейский дал отмашку Коллин и машинам, стоявшим за ней, следовать дальше.