«Гудлайф», или Идеальное похищение

Неужели они не могут говорить по существу? Ведь все они знают, о чем идет речь. Тридцать один час без требования о выкупе, они сами задаются вопросом, почему его до сих пор нет. Но они задаются этим вопросом вовсе не так, как Нанни, в них нет ни капли той страсти, той напряженности, того отчаяния, какие испытывает она. Записка должна была прибыть в течение нескольких часов. Разве это так сложно? Захватить ни в чем не повинного, беззащитного человека, потребовать денег, отпустить заложника… У Нанни перехватило дыхание, будто на нее напала икота: она взмолилась в душе — только бы его не связали веревками, только бы там не было оружия.

— Есть парочка линий, которые мне хотелось бы проследить вместе с вами, миссис Браун, просто чтобы мы были уверены, что охватили все базовые факты.

Все было так предсказуемо. Ей только хотелось поскорее покончить с этим. «Не было ли у вас с вашим мужем каких-либо разногласий в последнее время? Имеются ли у вас какие-либо причины полагать, что он не был вполне доволен своей жизнью? Есть ли у вас причины полагать, что ваш муж мог быть романтически связан с какой-либо другой женщиной?» Тридцать один час мучительного ожидания — словно змея оплела позвоночник Нанни снизу доверху. Она была готова сорваться и хлестнуть кого-нибудь словами, словно плетью.

— Миссис Браун, — начал Джексон. — Прежде всего позвольте мне еще раз сказать, в данный момент лишь для того, чтобы исключить некоторые возможности, так что я извиняюсь, что должен спросить вас о некоей связи… — Он замолк. Значит, у них есть кто-то конкретный, кого они имеют в виду. Кто же это может быть? Секретарша, отпросившаяся сегодня с работы по болезни? Кто-то из женщин, знакомых по кружку игроков в гольф? Вдова Теда Джонсона? Или дочь Теда? — О вашей связи, имевшей место несколько лет назад, с группой «Борьба за справедливость».

Брови Тони Джексона, как и его строгий темно-синий двубортный костюм, были слишком, до совершенства, хорошо сделаны. У нижнего края глазных орбит остались полукружья волосков, явно избежавших внимания бритвы. Джексон был чернокожим. Нанни наклонилась к нему поближе и принялась считать волоски в полукружье под его левым глазом, и считала до тех пор, пока не расслышала то, о чем на самом деле спрашивает ее Джексон, а не то, что, как показалось ей в смятении и безумии бессонного существования, она услышала раньше.

— Когда в последний раз был у вас контакт с людьми, прежде связанными с организацией «Борьба за справедливость»?

Хотя Нанни сидела, вглядываясь через кухонный стол в маленькие глазки Тони Джексона, она чувствовала сильный и приятный мужской запах справа от себя, сочащийся сквозь чистую белую сорочку Брэдфорда Росса. Это был запах такого привычного ей ожидания Стоны у дверей мужской раздевалки — запах только что принимавших душ, воспользовавшихся дезодорантами мужчин, мужчин, только что вышедших с теннисного корта.

А Тони Джексон продолжал говорить:

— Сэмюэл Блэкман, Кеннет Парсонс, Мохаммед Николс, Джеймс Смит, известный также и под именем Матума Кунджуфу, Сандра Волек… — Ужас настоящего змеился вспять, в ужас ее прошлого. Она молилась, чтобы спецагент Тони Джексон не вытащил на свет божий взрывоопасный сосуд, вот уже двадцать пять лет как захороненный в глубокой мгле под землей, чтобы не добавлял эту боль к боли от похищения ее мужа. В тот момент, как видение ног в розовых брюках вспыхнуло в памяти Нанни, она услышала: — Тимоти Джей Томпсон…

Джексон произнес это имя, и оно отдалось внутри ее существа, словно взрыв.

— Тимоти Томпсон умер, мистер Джексон. И мой ответ — нет. Я не видела никого и ни с кем из организации «Борьба за справедливость» не разговаривала с двенадцатого ноября 1968 года. Помимо того, мой муж и я познали любовь, — говоря это, она постаралась сдержать дрожь подбородка, чтобы умерить дрожание голоса, и все смотрела, не отводя взгляда, в маленькие глазки Джексона, — познали такую любовь и преданность, о каких другим людям даже подумать не представляется возможным. Нет, между нами не было ссор в последнее время. Нет, нет ни малейшего шанса, что он встречался с какой-то другой женщиной. И — нет — мистер Джексон, — ей хотелось рассечь его надвое своими словами, — у моего мужа не было гомосексуальных наклонностей. — Нанни повернулась к Брэдфорду Россу: — Мне кажется, вам надо дело делать.

И Нанни возмущенно бросилась прочь от стола; ее трясло, когда она взглянула на себя в зеркало, висевшее у двери на веранду. Она видела, как дрожат ее пальцы, потянувшиеся к ушам — потрогать серебряные сережки Джейн. Молодой полицейский в форме ворвался в дверь из столовой, чуть не налетев с размаху на Нанни. И когда она проходила мимо него, она услышала голос Дейва Томкинса.

— Миссис Браун! — Томкинс уже стоял у нее за спиной. — Миссис Браун, с нами связались…

Она бросилась к телефону.