Гугенот

— «Извините, что перебиваю… — Подорогин поморгал, удостоверяясь, что глазок на микрофоне действительно зажегся и не мерещится ему. — Но некоторые точки над „i“ все-таки лучше расставить сегодня, не откладывая в долгий ящик. То, что вы сейчас увидите, это, так сказать, сырой материал — без комментария, анализа, без какого бы то ни было научного подкрепления. Голый факт. И даже, скорее, артефакт. Представьте, что вы только что раскопали глиняный черепок. Сумма ваших знаний об этом черепке скорее отрицательна — вы не можете не только датировать его, но даже сказать, какие сколы и царапины он пронес через века, а какие получил в результате вашего „вскрытия“. Это первое. Второе. Опережая события, скажу, что аутентичность интересующего вас предмета установлена с очень большой долей вероятности. Иначе бы просто не было смысла обнародовать его. Тут, хотите вы того или нет, вам остается верить мне на слово и ждать отчета комиссии. Терпеливые потерпят, нетерпеливые прямо сегодня могут созывать собственные семинары. Последним напомню, каких дров наломали их предшественники с „черепками“, которых они не потрудились раскопать и даже в глаза не видели. Понимаете, о чем речь?.. И, что называется, на десерт. От души советую не толкаться и не тратиться на съемку с экрана — после просмотра все желающие могут получить материал на видеокассетах. Заявки к Ольге Юрьевне. Спасибо». — Подбив листки шпаргалки, Подорогин встал из горячего кресла, разминулся с охранником, который включил видеопроигрыватель под телевизором, и вышел из зала через служебный вход. На плазменной панели он успел разглядеть промелькнувшую перфорацию перекошенной кинопленки, гриф «ДСП» и длинный архивный номер, начинавшийся на «5».

В комнате с маникюрным столиком полковник ВВС забрал у него шпаргалку, отдал обещанную фотографию и вытащил откуда-то из-за спины небольшой, в полкирпича, бумажный сверток, который поднял к груди с таким благоговением, будто это был футляр с орденом.

— Так, Вась, — пробасил он, ворочая бровью. — Вскрыть в спокойной обстановке. Приказ не обсуждается. Вскрыть без свидетелей. Инструкция и прочая тряхомудрия — внутри. Вник?

— Вник. — Подорогин взял сверток и ждал, когда полковник отпустит его.

— Приказ не обсуждается, — повторил полковник.

Плотная бумага свертка потрескивала как наэлектризованная. Подорогину показалось, что полковник пьян. Они смотрели друг на друга в упор. Со стороны зала слышался неясный шум.

Вдруг Подорогин понял, что улыбается — ощущение растянутых напряженных губ было так же странно и неожиданно, как если бы к его лицу приставили горячую маску. Он разжал пальцы и хотел идти, как полковник тоже выпустил сверток. Подорогин едва успел подхватить его. Внутри что-то булькнуло.

— Дорогу-то помнишь? — спросил полковник.

Подорогин молча вышел из комнаты.

В холодном заброшенном вестибюле он несколько раз, не соображая, прошелся вдоль прилавка буфета туда и обратно, пока не увидел, что ведущая из буфета дверь заколочена. Не заперта, а именно заколочена — две толстых свежих доски, набитых андреевским крестом, будто перечеркивали ее. Путь к автобусу через предбанник был закрыт. Подорогин недоуменно встал.

— Вась, — послышался сзади голос полковника, который, судя по снисходительному сочувствующему тону, все это время наблюдал за ним. — Ты дальше продвигайся-то. Там дверь имеется. Так и покороче будет.

Между штабелями ящиков, занимавшими всю дальнюю стену вестибюля, действительно обнаружилась дверь. Проходная комнатка за дверью была уставлена поросшими пылью компьютерными мониторами и выпотрошенными системными блоками. В темноте Подорогин ударился щиколоткой об огнетушитель и чуть не выронил сверток.

Прихрамывая, он выбрался в аккуратный, шедший полукругом коридор с искусственной пальмой и покосившимся планом эвакуации, а еще через несколько метров — в людный холл. Стороживший коридор охранник кивнул ему.

Подорогин встал, открыв рот.

Гостиничная регистратура, осажденная в эту минуту шумной толпой китайцев, напоминала вокзальную кассу. Галдящие китайчата барахтались в грудах мокрого багажа, размахивали руками перед аквариумом, пытаясь привлечь внимание рыб, и бегали взапуски вокруг вращающегося подиума с подарочным джипом. Неподалеку от подиума огромный лакированный негр в лисьем полушубке читал «Известия». Время от времени гигант был вынужден прижимать газету к груди с вымученной улыбкой, будто пережидал порывы ветра.

Подорогин смотрел на вращающийся подиум с таким чувством, с каким таращился на свой развороченный «лендровер», когда на заснеженной стоянке прокуратуры следователь Ганиев сдернул с машины брезент.

И этот подиум, и аквариум он узнал с первого взгляда, но его воспоминанию потребовалось время, чтоб достичь обличил мысли — так же, как полоумному Григорию с его бумажным храмом на колесах понадобилось почти полсуток, чтобы добраться из гостиничного двора в гостиничный гараж.