Гуль. Харизма +20. Том 1

— Благодарю, жажда меня совсем не мучает.

Я расправился с мясом и вылизал тарелку раньше, чем понял, как это выглядело со стороны. Впрочем, Мэдлин проявляла безупречную тактичность.

— Можем начинать, я кое-что подготовила для тебя, но сразу предупреждаю, чтобы многого не ждал.

— Обожаю холодный прагматизм.

— Я тоже, — ответила она серьёзно.

Мы перешли к письменному столу, Мэдлин опустилась на вращающийся стул, я украдкой закинул в пасть гусеницу мпоко и навис над бумагами. Ведьма надела очки-половинки.

— Ни единого лишнего слова, — предупредила она.

— Прости, не могу сдержаться: женщины, которым идут очки, всегда восхищали меня.

Она мимолётно скосила взгляд, но ничего не ответила, провела рукой над бумагами и воздух наполнили голографические окна с текстом, графиками, изображениями.

— Я долго сидела в Инкарнаме, общаясь с игроками, а также пролезла в закрытую секцию улимской библиотеки. Сам город ничего особенного из себя не представляет, но библиотека очень хорошая. Нигде ничего не известно о насильном погружении в «Новый Мир».

Разумеется, проект «Пенитенциарий» глубоко засекречен, если человечество узнает о том, что из его любимой игрушки можно сделать настоящую тюрьму для разума, то все эти самозабвенные игроки побегут прочь и никогда не вернутся.

— Что у тебя с интерфейсом? — спросила Мэдлин.

— Хм?

— В верхнем левом углу обзора у любого игрока есть маленькая иконка в виде крестика, она вызывает меню основного функционала: в частности, путь к настройкам и кнопка выхода из игры.

— У меня такой нет.

— Не может быть, — поджала чёрные губы ведьма.

— Играбельных гулей тоже, — возразил я. — Или считаешь, что я просто очень хитрый НИП?

Она задумалась, углубилась в чтение, а я потерял концентрацию. Нос гуля был очень сильным органом чувств, и запах Мэдлин Пентеграм оказался непреодолимо соблазнительным. Рот наполнила слюна, в голове зашумела кровь и возникло приятное напряжение. Хотелось прижаться к белой коже лицом и укутать себя в запах этой женщины как в роскошное одеяло… Кажется, у Древних была история про человека с острым нюхом, не помню, чем она кончилась, но теперь могу понять, что он чувствовал рядом с красивыми женщинами. Поглощённый обонянием я прикрыл глаза и сам не заметил, как наклонился очень низко, почти коснулся губами изгиба шеи Мэдлин. Опьяняюще…

— Что ты делаешь? — спокойно спросила она.

Я поднял веки, ведьма смотрела из-под чёлки своими нефритовыми глазами, холодная, невозмутимая.

— Кажется, я застрял меж двух желаний.

— Каких?

— Не знаю, чего хочу больше, оказаться внутри твоего тела, или поместить его внутрь своего?

— К чему такие эвфемизмы? Разрываешься между желанием потрахаться и пожрать?

Она встала, сняла очки и стянула свитер через голову, оказавшись совершенно голой. Свечное пламя бросилось лизать широкие бёдра и большую грудь, в сосках и пупке сверкали металлические украшения, на боках и животе было чуть больше жира, чем в реальном мире считалось идеалом, и это показалось мне очень возбуждающим. Ведьма медленно повернулась вокруг собственной оси, показывая пышный зад и татуировку летучей мыши на пояснице.

— Что думаешь? — спросила она, уперев руки в бока с выражением потаённой гордости. — Я провела в редакторе персонажа несколько суток, добиваясь полного соответствия своему видению.

— Это произведение искусства, — ответил я, касаясь мягкого податливого живота, — которое необходимо осквернить.

Впервые её губы почти улыбнулись, нефритовые глаза хищно сузились. Я расстегнул ремень и скинул набедренную повязку, — глаза ведьмы опять расширились.

— Ох… — выдохнула она, — …ну привет…

Я схватил её, горячую и податливую, шагнул к кровати.

Глава 13. Ордос

Мэдлин Пентеграм совершенно не умела заниматься любовью. Зато она невероятно совокуплялась. Ведьма была ненасытна и, в отличие от прежнего нашего общения, предельно разнузданна. Её гибкое тело, нежный голос и ритмичная тряска форм гипнотизировали, а готовность и желание сделать вообще что угодно, даже самое немыслимое, — пугали. С ней было очень хорошо.

— Давно… — прошептала она, затихнув рядом после очередной двадцатиминутной скачки, — меня так… никто… не трахал…

— Меня так вообще никогда не трахали, — признался я, глотая пастью воздух.

Некоторое время мы лежали без движения, грея друг друга и восстанавливаясь. Потом она встала, подошла к столику и налила себе вина. Я лениво огляделся, задержал внимание на комоде, что также служил алтарём. Среди свечей, мелких статуэток, перьев, разбросанных камушков и косточек центральное место занимала яшмовая статуэтка в виде сидящего в позе лотоса долговязого человека; он поджал под себя ноги и скрестил на груди три пары рук, а вытянутая голова была довольно массивна…

— Это ведь не идол, верно?

Мэдлин скосила глаза на «алтарь», допила вино и поставила бокал.

— Это Дин-Донг, мой духовный якорь.

Она прошла через небольшой зазор между изножьем кровати и комодом, прикоснулась к стене и тот участок с щелчком отъехала в сторону.

— Ещё одна комната?

— Ванная, — сказала она, — я предпочитаю комфорт.