Гуль. Харизма +20. Том 2 (СИ)

Скалы давали поселению неплохую тень большую часть дня, хижины стояли без порядка, ноги десятков НИПов взбивали бурую пыль, слышался гомон тявкающих голосов, хохот, лай. Внезапно один из гноллов подошёл к моему жилищу и поставил на землю миску с мясом. Кланяясь, отошёл. Потом другой притащил миску яиц, третий положил перед хижиной бедренную кость неизвестного зверя, с просверленными дырками, это была флейта. Потом мне поднесли ожерелье из камушков и клыков, ещё мяса, кувшин с кровью, букет каких-то ярких колючих цветов, блюдо из панциря черепахи, на котором лежала большая раздробленная кость со свежим мозгом. Устоять было невозможно.

— Тут происходит что-то странное, — сказал я, запихивая в пасть кусок костного мозга на осколке. — Они заваливают меня подарками и едой.

«Ой, это плохо! Я читала в одной книге Древних, что дикари специально откармливают пленников перед жертвоприношением! Антон, ты не гость, а жертва!»

«Или они приняли тебя за духа-покровителя,» — внесла предположение Мэдлин, — «в этом случае ты можешь быть расценён как малое божество и поучаствуешь в ритуале Охотничьей Удачи».

«Антон, если тебе будут приносить жертвы, потом расскажешь!».

— Обязательно. Отбой.

Я с наслаждением ел, а гноллы всё несли и несли: угощения, украшения, оружие. Когда я пытался заговорить, стражницы тихо рычали, а все прочие меня игнорировали. Солнце медленно двигалось по небу, перегоняя тени, я объедался. В определённый момент это превратилось в соревнование: смогут ли НИПы натаскать больше еды, чем я смогу поглотить? Какое-то время побеждал, но племя Гнилого Клыка сообща одержало верх. Коллектив всегда сильнее одиночки, даже в «Новом Мире».

Объевшись, и сунув некоторые подарки в инвентарь, я улёгся на бок и стал лениво следить за суетой снаружи. Сотни алгоритмов отыгрывали заложенные в них роли, чудо как хорошо изображали жизнь. Иллюзия оставалась безупречной, и только дурацкие дескрипторы ломали её целостность. Не беря в расчёт детёнышей и стариков, я вывел средний уровень самцов племени — сороковой; тогда как самки были не ниже пятидесятого. Половой диморфизм гноллы получили от настоящих пятнистых гиен, если я правильно понимал. Так и следил, попивая кровянистый напиток из кувшина, тяжело дыша от жары.

Время шло, день перетёк в вечер, и среди хижин зажглось пламя.

— Вставай, пора, — сказала одна из моих стражниц.

Я встал, и гнолльши против воли оскалились. Возможно, им было непривычно видеть кого-то более крупного, чем они сами. Повели меж хижин к небольшой круглой площади, где собралось, пожалуй, всё племя.

Горел огромный костёр, вокруг которого были расставлены вертела. По одну сторону перед длинным домом-полумесяцем на возвышенных местах расселись женщины, — самые главные в племени, судя по шрамам, обилию украшений и лучшему оружию. Среди них выделялась одна огромная, жуткая, покрытая шрамами, с расшитой бисером повязкой на правом глазу и гривой чёрных волос, заплетённых в косицы; «Шензи Потрощительница, вождь племени Гнилых Клыков, варвар (яростный дикарь) 80 уровня, бистал (тип: пятнистая гиена) (НИП)». Женщина-вождь уплетала мясо мартелорадуса, перемалывала осколки костей в мягкую кашицу, прихлёбывала кровавый напиток из чьего-то жуткого черепа и лениво осматривалась единственным глазом.

Старые самцы готовили мясо, раскладывали еду по тарелкам и разносили среди молодых. Те сидели вокруг на подстилках во много рядов, горланили песни под музыку, пировали. Гноллы, то есть гиены, принадлежали к псовым, и в их племени-стае царствовала железная иерархия; крупные самки пользовались всеми привилегиями, следом за ними были самки помоложе, помельче, а ещё ниже располагались самцы с тем же делением внутри себя. Старые мужчины, слишком слабые для охоты и войны, несли все хозяйственные повинности, были слугами по сути, а старые женщины, в основном, приглядывали за детьми старшего возраста, обучая их военной науке. Только щенки были вне иерархии: карапузы и недоростки носились вокруг шумными стайками, клянчили и воровали еду, приставали к взрослым, откровенно хулиганили. На них иногда порыкивали, но никогда не наказывали. Гноллы относились к детям очень нежно.

Меня усадили напротив старших самок, среди мужчин, но не вместе с ними, — образовался круг отчуждения. Следующий час я неспешно ел, выглядывал любые признаки присутствия канопы. Тем временем происходили пляски вокруг пламени, пир и песнопения, экзотическая культурная программа. Когда все наелись, а некоторые и упились, наступил следующий этап; самые солидные самцы, старшие охотники и воины оживились. По одному они вскакивали и бросались плясать перед огнём, на глазах у племени и, особенно, перед женщинами. Получалось примерно также как у меня недавно, однако, местным ценительницам нравилось.