Читаем Гул проводов (СИ) полностью

Я снова и снова перечитываю сообщение. Да, это действительно написал Марк. И он действительно хочет поговорить со мной. Какая-то часть меня яростно противится, но я запираю её на замок.

— Не сейчас, крошка, не сейчас, — говорю я себе, — Будь хорошей девочкой и поговори с этим несчастным парнем.

Эти отношения лучше прекратить, раз и навсегда. Я злая, бесчувственная, монстр, питающийся чужой кровью. Но и мне не чуждо сострадание.

 Да, заедь за мной в кафе, где работает Бекки.

Бекки была нашей общей знакомой. Хорошая девочка, слишком хорошая для этой дыры. Ей бы вырваться, но нет, ей и так хорошо. А может, просто боится.

Сегодня было пасмурно, но это не спасло меня от обливания потом. Я шла по раскаленному асфальту, представляя, как плавятся мои шлепки и на обожженной коже вздуваются волдыри. Подошла к кафе, уселась за стол. Рядом Бекки домогались какие-то латиносы, шлепали по заднице, а она смеялась. Ну и что ты тут смешного увидела, глупенькая?

Подъехал Марк. Как всегда, красивый и миловидный, похожий на мальчишку, весь в веснушках, с обгоревшими растрепанными волосами. А моя тушь растеклась, словно я ревела.

Я села к нему рядышком. Мы поехали по дороге. Впереди сквозь серые тучи пробивался веер солнечных лучей. Что-то капнуло.

— Мне кажется или на меня птица насрала? — проворчала я, поднося руку к волосам.

— Да нет вроде, — сказал он, едва сдерживаясь от смеха, — Сегодня дождь обещали.

— Я уже думала, эта засуха никогда не закончится и собиралась с бубном танцевать, — буркнула я.

 Он смеялся, а я почти плакала. Хорошо, когда тушь и так размыта.

— Будешь? — он протянул мне свёрток с едой, — Ма заказала какую-то муть, даже ума не приложу откуда, типа ей экзотики захотелось. В итоге есть не стала, отдала мне.

— А ты её отдаёшь мне?

— Ну да, она такая же странная, как и ты.

Я развернула. Нечто непонятное, желеобразное. Я пожала плечами и съела, даже не поморщившись. Сейчас мне было всё равно, что есть, хоть лобстеров, хоть дерьмо, я бы не почувствовала ни удовольствие, ни отвращение.

— Ну ты даёшь, — присвистнул он, — И впрямь монстр.

Мы выехали за предел города. Начинало темнеть, собиралась гроза. Шел косой дождь, стуча по машине. Мои волосы слиплись, косметика окончательно размылась, сквозь маску просматривались уродливые черты истинной Сандры. А Марка дождь только украшал, мокрые кудри делали его похожим на ангела. Ну и как такого считать плохишем?

— Знаешь, зачем я тебя позвал?

— Да уж явно не за тем, чтобы кормить какой-то желеобразной хренью.

— Откройся мне, покажи настоящую себя. Вот без шуток и отнекивания, что скрывается за этим макияжем и драным платьем?

Я рассмеялась. Истерически. В этом смехе был скрытый крик о помощи. Но Марк её не слышал, он вообще ничего не слышал и не замечал.

Он выжидающе на меня смотрел, склонив голову. Я стерла тени, тушь, помаду, тональный крем. Осталось лишь голое, неприкрытое уродство. Опустила край платья, открыв уродливые шрамы.

— Ну что, любишь меня такую? — спросила я сквозь смех, — Ну вот она, настоящая я! С кучей комплексов и тараканов в голове! Меня бьет отец и не любит мать, когда я спросила родителей, если бы у них была возможность повернуть время вспять и сделать аборт, знаешь, что они ответили?! Они ответили «да»! Я режу свою кожу до мяса, до костей, я упиваюсь своей физической болью, потому что душевной-то у меня нет! Я ни-че-го не чувствую! Я с тобой встречалась, потому что ты любил меня, как последний безумец, я упивалась твоей любовью, потому что сама я любить никого не могла! Я вру, вру бесстыдно! Я не раскаиваюсь никогда, не жалею о своих поступках, даже жестоких! И даже сейчас, зная, что причинила тебе боль, я не жалею об этом! Мне всё равно! Ну что, нравится?! Как тебе, а, как тебе Сандра-вампир, вся такая идеальная и совершенная?! Любишь ли ты меня такую?!

— Люблю.

В отличии от меня, он не кричал. Он сдавленным голосом произнёс одно-единственное слово. Я не нашла в себе силы посмотреть на него.

— Я люблю тебя.

— Заткнись!

— Не заткнусь!

— Останови машину.

Он остановил. Я выскочила и побежала прочь. Мокрая трава прилипала к голым ногам, ступни и шлепанцы были в земле, я вся была мокрая, грязная и противная. Марк уехал в противоположную сторону. И когда я наконец обернулась, то увидела лишь удаляющийся силуэт.

Том нашел меня лежащую на траве в полусонном состоянии. У меня болела голова, заплакать я не могла. Я ненавидела себя, а больше всего то, что даже на то, чтобы умереть, у меня не хватает сил и смелости.

— Оп-па! — присвистнул он, — Сандра, ты че, перебрала что ли?

— Отстань, отвали, я хочу умереть.

— А может, не надо? Давай лучше накуримся.

— Не хочу курить, исчезни. Ненавижу тебя.

Он поднял меня на руки и отнес в свою машину. Он даже в сортир, что ли, на ней ездит?

Пока мы куда-то ехали, он молчал. Я тоже. Я лежала на заднем сидении, заботливо укрытая пиджаком его водителя. Он привез меня домой и отнес в гостинную.

— Приготовьте ванну, — сказал он кому-то.

— Не надо ванну, обойдусь.

— Ладно, — легко согласился он, — Чай? Кофе? Меня?

— Всё сразу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Генерал в своем лабиринте
Генерал в своем лабиринте

Симон Боливар. Освободитель, величайший из героев войны за независимость, человек-легенда. Властитель, добровольно отказавшийся от власти. Совсем недавно он командовал армиями и повелевал народами и вдруг – отставка… Последние месяцы жизни Боливара – период, о котором историкам почти ничего не известно.Однако под пером величайшего мастера магического реализма легенда превращается в истину, а истина – в миф.Факты – лишь обрамление для истинного сюжета книги.А вполне реальное «последнее путешествие» престарелого Боливара по реке становится странствием из мира живых в мир послесмертный, – странствием по дороге воспоминаний, где генералу предстоит в последний раз свести счеты со всеми, кого он любил или ненавидел в этой жизни…

Габриэль Гарсия Маркес

Проза / Магический реализм / Проза прочее
Том 1. Шатуны. Южинский цикл. Рассказы 60–70-х годов
Том 1. Шатуны. Южинский цикл. Рассказы 60–70-х годов

Юрий Мамлеев — родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы. Сверхзадача метафизика — раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека. Самое афористичное определение прозы Мамлеева — Литература конца света.Жизнь довольно кошмарна: она коротка… Настоящая литература обладает эффектом катарсиса, который безусловен в прозе Юрия Мамлеева; ее исход — таинственное очищение, даже если жизнь описана в ней как грязь. Главная цель писателя — сохранить или разбудить духовное начало в человеке, осознав существование великой метафизической тайны Бытия.В 1-й том Собрания сочинений вошли знаменитый роман «Шатуны», не менее знаменитый «Южинский цикл» и нашумевшие рассказы 60–70-х годов.

Юрий Витальевич Мамлеев

Магический реализм