ГУЛАГ

Так или иначе, со скрипом и скрежетом, нехотя репрессивная система наконец остановилась – как и система в целом. Пермские лагеря для политических были окончательно закрыты в феврале 1992‑го, и к тому времени Советский Союз как таковой уже перестал существовать. Все бывшие советские республики превратились в независимые государства. Главами Армении, Украины и Литвы стали бывшие политзаключенные. Некоторые из этих стран возглавили бывшие коммунисты, чья вера в коммунистические идеалы разрушилась в 1980‑е годы, когда они впервые увидели свидетельства былого террора[1954]. КГБ и МВД были хоть и не распущены, но преобразованы. Бывшие сотрудники “органов” начали искать работу в частном секторе. Тюремщики поняли, куда дует ветер, и стали аккуратно внедряться в местные органы власти. Новый российский парламент в ноябре 1991 года принял “Декларацию прав и свобод человека и гражданина”, гарантирующую, помимо прочего, свободу передвижения, свободу вероисповедания и право расходиться во мнениях с правительством[1955]. Увы, новая Россия не стала образцом национальной, религиозной и политической терпимости – но это уже другая, особая тема.

Перемены шли с ошеломляющей быстротой, и никто, кажется, не был ошеломлен ими сильнее, чем человек, положивший начало распаду СССР. Ибо в этом в конечном счете состояло крупнейшее заблуждение Горбачева: Хрущев знал, Брежнев знал, а Горбачев, внук “врагов народа” и родоначальник “гласности”, не мог понять, что полное и честное обсуждение советского прошлого рано или поздно поставит под вопрос легитимность советского режима как такового. “Теперь мы яснее представляем себе цель, – сказал он в 1989 году в новогоднем обращении к народу. – <…> Эта цель – гуманный, демократический социализм, общество свободы и социальной справедливости”[1956]. Даже тогда он не способен был предвидеть, что “социализм” в советском варианте вскоре исчезнет с лица земли.

Он и годы спустя все еще не видел связи между разоблачительными публикациями эпохи “гласности” и крахом советского коммунизма. Горбачев не понимал простую вещь: как только была сказана правда о сталинском прошлом, невозможно стало поддерживать миф о советском величии. И с тем, и с другим было связано слишком много жестокости, слишком много крови, слишком много лжи.

Но если Горбачев не понимал свою страну, многие другие ее понимали. Двадцатью годами раньше Александр Твардовский, впервые опубликовавший Солженицына, выразил в стихах свое ощущение силы скрытого прошлого, ощущение способности ожившей памяти мощно воздействовать на систему:

И даром думают, что память
Не дорожит сама собой,
Что ряской времени затянет
Любую быль,
Любую боль;
<…>

Нет, все былые недомолвки
Домолвить ныне долг велит[1957].

Эпилог Память

А убийцы? Убийцы еще доживают.

Лев Разгон.

Непридуманное

Ранней осенью 1998 года я плыла на теплоходе по Белому морю из Архангельска на Соловки. Это был последний рейс летнего сезона: с середины сентября, когда северные ночи становятся длинными, суда перестают ходить этим маршрутом. Море делается слишком неспокойным, вода – слишком холодной для короткой развлекательной поездки.

Возможно, именно конец сезона добавил пассажирам живости, хотя не исключено, что их просто взбодрило плавание по открытому морю. Так или иначе, в корабельном ресторане было очень шумно и весело. Много тостов, много шуток, сердечные аплодисменты капитану. Мои соседи по столу – две супружеские пары средних лет с военно-морской базы – были явно настроены хорошо провести время.

В первую минуту мое присутствие послужило добавочным поводом для веселья. Не каждый день увидишь настоящую американку на старом теплоходе посреди Белого моря, и необычная встреча позабавила пассажиров. Они поинтересовались, зачем я выучила русский, что думаю о России, чем она отличается от Соединенных Штатов. Но когда я сказала им, чем занимаюсь в России, они стали менее приветливы. Американка, совершающая прогулочную поездку на Соловки ради красот природы и старинного монастыря, – это одно. Американка, посещающая Соловецкие острова, чтобы увидеть остатки концлагеря, – совсем другое.

Один из мужчин заговорил неприязненным тоном. “Почему вас, иностранцев, интересует только плохое в нашей истории? Зачем писать о ГУЛАГе? Почему вы не напишете о наших достижениях? Мы первые послали человека в космос!” Слово “мы” означало: “мы, советские люди”. Советский Союз перестал существовать семь лет назад, но он все еще идентифицировал себя как советский гражданин, а не как россиянин.

Его жена тоже стала на меня нападать. “ГУЛАГ – это дело прошлое, он больше не актуален, – заявила она. – У нас другие проблемы – безработица, преступность. Почему вы не пишете о наших реальных проблемах? Зачем ворошить то, что было давно?”