Пока длился этот неприятный разговор, другая пара молчала и муж так и не выразил свое мнение о советском прошлом. Однако жена в какой-то момент меня поддержала. “Я понимаю, почему вы хотите знать о лагерях, – мягко сказала она. – Интересно знать, что было. Я бы хотела знать больше”.
Во время моих последующих поездок по России я много раз сталкивалась с этими четырьмя вариантами отношения к моей работе. “Это не ваше дело” и “Это неактуально” – реакции вполне обычные. Самая, пожалуй, распространенная реакция – молчание, отсутствие внятного суждения, пожатие плеч. Но встречались и такие, кто понимал, почему важно знать о прошлом, и хотел, чтобы легче было узнать больше.
Приложив некоторые усилия, в современной России можно узнать о прошлом очень много. Не все российские архивы закрыты, не все российские историки заняты другими делами. Сама эта книга – свидетельство обилия новой доступной информации. История ГУЛАГа стала предметом широкого общественного внимания в некоторых бывших советских республиках и бывших странах-сателлитах. В некоторых государствах, как правило, в тех, где люди отождествляют себя в первую очередь с жертвами террора, а не с теми, кто этот террор проводил, памятники и общественные дискуссии поистине занимают очень важное место. Литовцы превратили бывшее здание КГБ в Вильнюсе в музей жертв геноцида. Латыши в бывшем советском музее красных стрелков разместили музей оккупации Латвии.
В феврале 2002‑го я была на открытии нового венгерского музея в здании, которое в 1940–1945 годах было штаб-квартирой венгерских фашистов, а в 1945–1956 годах – штаб-квартирой венгерской коммунистической тайной полиции. В первом музейном зале блок телеэкранов на одной стене изливал на посетителей фашистскую пропаганду, другой блок на другой стене – коммунистическую пропаганду. Эмоциональное воздействие было мгновенным и очень сильным, как и предусматривали устроители, и остальная часть музея была под стать этому залу. Используя фотографии, звук, видео и лишь в очень ограниченной степени – слово, организаторы музея не скрывают его нацеленности в первую очередь на тех, кто слишком молод, чтобы помнить прежние режимы.
В Белоруссии, напротив, отсутствие памятника стало серьезным политическим вопросом: летом 2002 года президент-диктатор Александр Лукашенко в очередной раз заявил о своем намерении проложить шоссе через место недалеко от Минска, где в 1937‑м произошли массовые убийства. Его заявление возмутило оппозицию и дало толчок к расширенной дискуссии о прошлом.
В России кое-где усилиями различных людей и организаций сооружены полуофициальные и частные памятники жертвам репрессий. В здании московского “Мемориала” находится архив устных и письменных воспоминаний и небольшой музей, где, помимо прочего, выставлена замечательная коллекция искусства заключенных. Выставки, посвященные сталинской эпохе, проводит и московский музей Андрея Сахарова. Поблизости от ряда крупных городов – Москвы, Санкт-Петербурга, Томска, Петрозаводска – местные отделения “Мемориала” и другие организации воздвигли монументы на местах массовых убийств и захоронений 1937–1938 годов.
Предпринимались и более крупные усилия. Кольцо угольных шахт вокруг Воркуты, у каждой из которых было свое лаготделение, уставлено крестами, статуями и другими памятниками. Их соорудили латыши, поляки и немцы в память о соотечественниках – жертвах воркутинских лагерей. В местном историческом музее Магадана истории ГУЛАГа посвящено несколько залов; в частности, демонстрируется лагерная караульная вышка. На холме над городом известный русский скульптор поставил памятник жертвам Колымы с символами разнообразных религий, которые они исповедовали. Помещение в стене Соловецкого монастыря, который весь превращен теперь в музей, содержит такие экспонаты, как письма заключенных, фотографии и архивные документы; снаружи в память о погибших на Соловках была посажена аллея. В центре Сыктывкара, столицы Республики Коми, местные власти и городской “Мемориал” построили небольшую часовню. Внутри написаны фамилии некоторых заключенных, сознательно выбранные так, чтобы проиллюстрировать многонациональность ГУЛАГа, – литовские, корейские, еврейские, китайские, грузинские, испанские.
Странные, удивительные памятники были воздвигнуты порой в труднодоступных точках. Близ Ухты, былой столицы Ухтпечлага, на голом холме стоит железный крест, отмечающий место массового убийства заключенных. Чтобы его увидеть, мне пришлось проехать по почти непроходимой слякотной дороге, обойти стройплощадку и перебраться через железнодорожные пути. И все равно я была слишком далеко от креста, чтобы прочесть надпись. Тем не менее местные активисты, поставившие крест, сияли от гордости.