Отряд Московского полка устало тащился по шляху, ведущему от станции к Гуляйполю. Во главе шагал маленький прапорщик, такой же замученный, как и все. Ворот расстегнут, одежда покрыта пылью.
Гордое название у полка – Московский. Но только название. Старый кадровый полк растаял еще в пятнадцатом году. И теперь в нем служили либо ленивые, побоявшиеся переменить свою судьбу, либо те, кому некуда было податься. Плохо обученные, за исключением некоторых старых служак, они не признавали строя и разбрелись по всей ширине шляха. Прапорщик едва с ними справлялся.
Еще только показались тополя села, еще только завиднелись соломенные крыши окраин, как до солдат донеслась задорная песня.
– Гуляют…
– А чего не гулять! Новороссия! Хлебные края!..
– Подтянись, подтянись! – закричал прапорщик.
Но солдаты шли вразброд, никто не слушался командира. Революционные войска!
Шумела, гремела широкая гуляйпольская улица, по которой, предвкушая добрый постой, брели солдаты.
Двое то ли молодиц, то ли вдовушек, в расшитых блузах, с лентами, вынесли на улицу деревянные подносы с угощением. Тут и чарки с самогоном, и розовое сало тонкими листочками, и жареная курятина, и кружки домашней колбасы, и глечики с молоком…
– Драстуйте, гости дорогие… Промочить хоть горло з дорогы!.. А то все говорять: «москали», «москали». А вы он яки брави хлопци!
Несколько солдат столпилось возле молодиц, разобрали чарки, выпили, торопливо закусывали.
– Та чого вы так спишыте, як коты за мышамы! Заходьте в двир! Отдохнить! Обидалы, чи ни?
– Да где ж там обедали! – сказал немолодой ефрейтор, не сводя глаз с молодки и подкручивая влажные усы. – В поезде помучились и сразу же пеши прямо сюда…
– От, заразы, над людьмы здеваются! – показывая глазами куда-то вверх, посочувствовала пышнотелая молодка. – Ну, заходьте в двир, вмывайтесь холодненькою водою – и до столу! Як люды!
– Веселое село! – удивился юный солдатик.
– Так празднык же у нас! Гуляем! Голова наш женыться!..
– Халабудов! – закричал прапорщик ефрейтору. – Прекращайте разброд! На постой – по распределению!
– Слушаюсь! – ответил ефрейтор. – Только на секундочку в тенек!..
Придерживая рукой шашку, прапорщик побежал в другую сторону. Там еще одна группа солдат окружила симпатичных хозяек, которые наперебой приглашали выпить и закусить, чем Бог послал…
– Корнеев! Грузнов! В строй! – скомандовал прапорщик.
Еще не разобранные гуляйпольцами солдаты оглядывались по сторонам. Видели цветастые кофты, колышащиеся ленты, зазывно машущие руки.
– До нас, до нас!..
– Голодни ж з дорогы!..
– Закусить трошкы та чарочку… Чого ж!..
И вот уже прапорщик остался на улице один. Худой, тонкошеий, он крутил головой, но – нигде никого. Пусто.
И тут его взгляд наткнулся на молодичку, которая стояла у тына, скрестив руки на полной груди, и насмешливо глядела на него.
Прапорщик отвернулся и с независимым видом стал насвистывать бравурную мелодию: дескать, подожду немного, а там и мои солдатики появятся.
– Господин охвицер! – певуче позвала гуляйпольская красотка. – Ну шо ж вы одын, як той дубок в поле? Такый молоденькый та гарный… Тут же не германски войска, тут свои люды… Заходьте, перекусыте трошкы…
Прапорщик закусил губу, стараясь не смотреть на молодицу, но взгляд его то и дело, словно сам собой, натыкался на полные руки, монисто, шею, косы с лентами, на расшитую кофту, под которой вздымалась пышная грудь.
– У нас тут ниякых генералов, шоб лаялысь на вас, – продолжала соблазнительница. – Заходьте! В хате затышно, холодненько… Кыслячка выпьете…
И вот уже совсем обезлюдела улица. О приходе отряда напоминал только брошенный возле чьего-то тына пулемет «максим», около которого улеглась изнывающая от жары собака.
А в хате текла кокетливая, с заигрыванием, беседа. Уже порядком захмелевший младший унтер, пулеметчик Корнеев, прислонялся плечом к румяной соседке.
– Мы – люди сурьезные, – говорил он. – При пулемете по-другому нельзя. Техническая вещь! Упреждение, поправка на ветер… та же антилерия, только поменьше!
– Сурьезные-то вы сурьезные, – отвечала молодица. – А тилькы солдат – чоловик ненадежный. Сьодни тут ночуе, завтра – там…
– Это было! Теперь все наоборот. Теперь мы сами на собрании все решаем. Захотим, к примеру, и у вас на постой остановимся… Приказ номер один знаешь?.. То-то!.. Полная свобода солдатам!
– Це так, це так… А от, для примеру, вы можете кулемет нам продать?
– Пулемет? Не-е… Пулемет нельзя. Не продается.
– Ну а подарыть можете?
– Подарить можно. Но… за деньги.
– Ой, да яки ж у нас гроши! – отвечала хозяйка, толкая унтера плечом.
В другой хате изрядно попробовавший гуляйпольского хлебного самогона, какого он никогда не пивал, ефрейтор Халабудов с раскрасневшимся лицом сидел за столом, обнявшись с симпатичной дородной молодицей. Покачиваясь, он расспрашивал Лашкевича:
– Ну а с барской землей как будете?
– Все расписано. Як урожай снимуть, сразу ж начнем перемежовувать. По двадцать десятин на душу.
– Без выкупа?