– У нас анархическа власть. Вся земля – селянам. Хто бедный чи там багатосемейный, тому й земелькы надо побольше. На кажну дытыну – тоже по двадцать. Хоч пацан, хоч девка, ниякой разницы… Реестр вже готовый.
– А подати кому?
– А никому! Мы ж сами хозева!
– А рекрутов кому давать?
– Тоже – никому. Селянын – це и есть тепер царь!
Ефрейтор вглядывался в поблескивающие очки Лашкевича.
– По справедливости у вас, – согласился он. – А ты, видать, умственный, в очках. Грамотно соображаешь.
– На фронти контузыло, через то в очках. А соображаю умственно, так то не од учености, а од анархической наукы.
– Тимоша, ты кудысь йшов? – ласково спросила молодица у Лашкевича.
– А шо?
– Ну так иды! Тебе ж там заждалысь! А мы тут з солдатиком не про политику, про шось друге поговорым. – И она нежно приникла к ефрейтору.
А в другом дворе молоденький солдатик Ермольев с Волги, курносый, веснушчатый, раскачиваясь, держался за тын, на колках которого сушились глечики.
– Хорошо у вас… Душевный народ, – говорил он Щусю.
Федос, щуря хитрый глаз, поддерживал солдата.
– Бабы у нас очень душевни, – отвечал он. – От ты – хлопец видный! Только моргни! И – все! Самая красивая не устоить!
– Стеснительный я… – признался «видный» солдатик. – Подхода не знаю.
– А чего – подход? Ты женатый?
– Да нет. Куда мне… Земли у батюшки мало, да и худая земля, не то что у вас.
– А в приймы пойдешь?
– В какие приймы?
– До вдовы… Ну, як муж. Временно. Будешь работать… ну, и все прочие обязанности сполнять. Мужик в дворе любой бабе нужен… Поживеш, сколько захочешь. А надумаеш додому – иди! Никто задержывать не будет. Ще й заработанное тебе хозяйка отдаст. Пшеницы там мешка три, сала, колбасы…чи, может, денег.
– И что, у вас так можно? И никто ничего не скажет?
– А шо говорить! У нас через три хаты на четвертую примак живет… и все – з почетом…
– Интересно у вас… – оживился солдатик.
– Шо ж тут интересного! Мы – козакы… и еще чумаки. Пошел, к примеру, чумак в Крым по соль и попал в плен в Туреччину. Год, два, три нет… Чи в походе козак… Возвертаеться додому – а в дворе порядок, кони начищены-накормлены, корова сыта, хата крыта, жинка красива… а потому шо примак у нее в хозяйстве.
Щусь с видимым удовольствием наблюдал за солдатиком, открывшим рот от воображаемых перспектив.
– И ваш этот… козак, он его саблей не зарубит, не убьет?
– За шо? – удивился вопросу Щусь. – Только спасибо скажет… А прйшел бы он, а в хате холодно, детки голодные, дождь с крыши в хату… это шо, лучше?
Покрутил солдатик головой. И, наклонившись к уху Щуся, спросил:
– Ну а если это… если родит хозяйка? Ну, если дитя? Тогда как?
– А шо дитя? – рассмеялся Щусь. – Дитя тоже – добро в доме. На ноги встанет, уже помощник в хозяйстве… гусей пасти чи корову на травку выгнать…
Солдатик мечтательно смотрел на окна, откуда доносился веселый гомон.
– Душевные у вас края, – сказал он.
– Ну, так як? – спросил Щусь. – Найти тебе солдатку покрасивее?
Солдатик замялся:
– А сам договоришься? Я не сумею.
– Договорюсь!
– Можно подумать? До завтра.
– Думай! Только не тяни, – предупредил Щусь. – Он сколько вас пришло. Всех красивых разберут, одни старухи останутся. Но тебе як хорошему знакомому я найлучшую молодичку подберу!
А вечером в театре продолжалась свадебная гульба. И гопак, и камаринская, и полька с переходом… Солдаты перемешались с гуляйпольцами.
Сидя за столом, на сцене, Махно с хмурой улыбкой наблюдал за весельем.
– Горько!
– Гирко! – кричали и хлопцы, и солдатики.
Нестор и Настя уже привычно вставали, утомленно тянулись друг к другу.
– Что-й то ваш командир маленький такой? – спросил Ермольев у Щуся.
– Но-но, ты полегше! – обиделся Щусь. – Пуля тоже маленька…
Веселые времена в Гуляйполе! Кажется, что теперь всегда будет так. Власти нет, налогов нет, паны бегут, оставляя закрома, промышленники платят хорошую зарплату и штрафов больше не берут…
Тень Нестора Махно легла на всю волость. В этом тенечке и лилось, и пилось, и за ворот не текло…
К зданию волостного правления подъехала бричка. С нее слез полноватый, крепкий гражданин, стриженный ежиком, под Керенского, в таком же, как у премьера, английском френче, в галифе и сапогах.
Помощник, он же кучер, нес за ним портфель и шляпу.
Жесты приезжего были коротки и выразительны. Похоже, он действительно подражал своему кумиру: закладывал руку за борт френча, как это делал Кнеренский, а до него Наполеон.
В пустом и порядочно загаженном окурками, семечками и бумагами помещении волостного правления не было никого, кроме рыжебородого старика-сторожа, любителя пофилософствовать, – не так давно он был одним из тех, кто уговаривал Нестора стать головою. При виде «начальствия» старый казак вытянулся в струнку.
– Поч-чему в присутственное время нет на месте должностных лиц? – строго спросил мини-Керенский.
– Так шо, ваше… гражданин начальник, догулюють… Свадьба!
– Свадьба? А делами кто занимается?
– А дила йдуть. Хто ж их остановыть? Селянское дело. Корову, скажем, рано не подоиш – сгорыть молочко. Навоз роскыдать, опять-таки. Чи коло вагранки робочий! Хиба вин може загубыть плавку?..