Гуляка и волшебник. Танские новеллы (VII-IX вв.)

Прошел год. Вэй Гу очень удивлялся, почему его жена никогда не снимает мушки. Вдруг ему вспомнились слова раба. Не говорил ли он, что удар ножом пришелся между бровей? Вэй Гу приступил к жене с расспросами. Проливая слезы, она поведала ему:

— Я только считаюсь дочерью правителя, но на самом же деле прихожусь ему племянницей. Отец мой занимал пост градоправителя Сунчэна, в этой должности он и скончался. Я тогда была еще в пеленках. Ни матери, ни братьев у меня не осталось. Всеми забытая, росла я в деревне на юг от Сунчэна у своей кормилицы по имени Чэнь. Чтобы как-то свести концы с концами, она торговала овощами по соседству с постоялым двором. Матушка Чэнь жалела меня и не соглашалась со мной расстаться. Как-то раз, когда было мне три года, она, как всегда, взяла меня с собой на рынок. Вдруг какой-то безумец ударил меня ножом. На лбу у меня остался шрам, я прикрываю его мушкой. Семь или восемь лет назад мой дядя посетил по делам Лулун. Он взял меня к себе и был так великодушен, что выдал меня за вас замуж.

— Не была ли матушка Чэнь крива на один глаз? — спросил Вэй Гу.

— Верно, — ответила жена, — а откуда вам это известно?

— Так ведь это я покушался на твою жизнь, — признался Гу и добавил: — Поистине удивительная судьба!

После этого разговора они стали еще ближе, еще дороже друг другу. У них родился сын по имени Кунь. Со временем сделался он верховным правителем Яньмэня. Мать его получила во владение удел Тайюань и титул «Высочайшей госпожи». Так сбылось предопределение судьбы, и ничто не смогло тому помешать.

Градоправитель Сунчэна, прослышав об этом, дал постоялому двору название «Подворье предсказанного брака».

Гуляка и волшебник

[216]

В те годы, когда на смену династии Чжоу пришла династия Суй, жил некий Ду Цзы-чунь.

Молодой повеса и мот, он совершенно забросил дела семьи. Не знал удержу в своих прихотях, проводил время в кутежах и буйных забавах и очень скоро пустил по ветру все свое состояние. Попытался Цзы-чунь искать приюта у родственников, но не тут-то было: всякий знал, какой он бездельник.

В один из холодных зимних дней, оборванный, с пустым брюхом, шатался он по улицам Чанъани. Настал вечер, а поесть ему так и не удалось. И вот, сам не зная, зачем он сюда забрел, оказался он у западных ворот Восточного рынка. Жалко было смотреть на него. Голодный, измученный, стоял он, глядя на небо, и время от времени протяжно вздыхал.

Вдруг перед ним остановился, опираясь на посох, какой-то старик и спросил:

— Что с тобой? Отчего ты все вздыхаешь?

Цзы-чунь открыл ему душу, негодуя на родственников за их бессердечие. Лицо юноши красноречивее слов говорило о его страданиях.

— Сколько ж тебе надо, чтобы жить безбедно? — спросил старик.

— Да тысяч тридцати — пятидесяти, думаю, хватит, — ответил Цзы-чунь.

— О нет, мало! — воскликнул старик.

— Сто тысяч.

— Нет.

— Ну так миллион.

— Нет, и этого мало.

— Три миллиона.

— Трех миллионов, пожалуй, хватит, — согласился старец.

Он вытащил из рукава связку монет и, отдавая ее Цзы-чуню, сказал:

— Вот тебе на сегодняшний вечер. Завтра в полдень я жду тебя у Подворья Персов на Западном рынке. Смотри не опаздывай.

Цзы-чунь явился точно в назначенный срок и в самом деле получил от старца целых три миллиона. Старик ушел, не пожелав назвать ни имени своего, ни фамилии. Исчез, как в воду канул.

А Цзы-чунь, получив в свои руки такое богатство, принялся за прежнее. Казалось ему, что дни невзгод навсегда миновали. Он завел добрых коней, щегольские одежды и с компанией прихлебателей не вылезал из домов певиц, услаждая свой слух и взор музыкой, пеньем и танцами, а делом заняться и не думал. За два года он спустил все деньги.

На смену роскошным одеждам, экипажам и лошадям пришли одежды, экипажи и лошади попроще и подешевле. Лошадей сменили ослы, а когда и ослы исчезли со двора, пришлось ходить пешком. Под конец Цзы-чунь снова впал в прежнюю нищету. Не зная, что предпринять, очутился он у рыночных ворот и хотел было снова дать волю жалобам, роптать на свою судьбу. Но не успел он и двух слов вымолвить, как перед ним словно из-под земли вырос все тот же старец.

— Как! Ты опять умираешь с голоду? — удивился он, взяв Цзы-чуня за руку. — Сколько же тебе нужно на этот раз?

Устыдившись, Цзы-чунь ничего не ответил. Старик настойчиво продолжал спрашивать его. Однако Цзы-чуню было так совестно, что он поблагодарил старика и отказался.

— Ну ладно, завтра в полдень будь на старом месте, — велел ему старик.

Как ни мучил стыд юношу, он все же явился к месту встречи и получил десять миллионов монет.