— А чтоб отвязаться от него, — проговорил Вэй Шу в сердцах, — скажи: если в один день достанет он пятьсот связок медных монет, то получит мою дочь!
Сваха поспешила передать эти слова старику.
— Ладно, — ответил старик, и не успела сваха глазом моргнуть, как к дому Вэй Шу подкатила повозка с деньгами.
— Я же пошутил, — удивился тот. — Но откуда простой огородник достал столько денег? Я был уверен, что у него их нет. И вот смотрите, часу не прошло, а он уже прислал деньги. Что делать?
Послал Вэй Шу слуг к своей дочери, а та — кто бы мог подумать? — согласилась.
— Видно, судьба, — опечалился Вэй Шу и тоже дал свое согласие.
Женился Чжан Лао на дочери Вэй Шу, но огорода не бросил. Землю копал, сажал рассаду, овощи на базаре продавал. Жена его сама стряпала, стирала, никакой работы не гнушалась. Родня ее очень досадовала на это, но она никого не слушала.
Так прошло несколько лет. Стали родные и друзья бранить Вэй Шу:
— Правда, семья твоя обеднела, так разве нельзя было породниться с каким-нибудь небогатым, но знатным юношей? Зачем было отдавать дочь за нищего огородника? Если она тебе не дорога´, услал бы ее куда нибудь с глаз долой, в далекие края.
На следующий день Вэй Шу устроил пирушку и пригласил дочь с зятем. За ужином напоил он старика и поведал ему без утайки о том, что у него на душе.
Чжан Лао поднялся с места и сказал:
— Мы боялись, что вы будете горевать, если ваша дочь уедет далеко от вас. А раз вам неприятно наше соседство, так нам нетрудно уехать. У меня есть хуторок у подножья горы Ванъу,[206]
завтра же утром мы переедем туда.На рассвете Чжан Лао пришел проститься с Вэй Шу.
— Если соскучитесь по своей дочери, — сказал он, — можете послать вашего сына проведать нас, лачуга моя стоит к югу от горы Тяньтань.[207]
Он велел жене надеть бамбуковую шляпу, усадил ее на осла, а сам пошел сзади, опираясь на палку. С той поры и слух о них пропал.
Прошло несколько лет. Вэй Шу стал тревожиться о своей дочери: может быть, она стала нищенкой, ходит в грязных лохмотьях? Захотел он узнать, что с ней, и велел своему старшему сыну И-фану навестить сестру.
Добравшись до южного склона горы Тяньтань, И-фан повстречал там куньлуньского раба,[208]
который пахал поле на рыжих волах.— Есть тут где-нибудь хутор Чжан Лао? — спросил И-фан.
Сложив руки в знак приветствия, куньлуньский раб ответил:
— Почему вы, сударь, так долго не приезжали? А хутор отсюда совсем близко, я покажу вам дорогу.
И-фан пошел вслед за ним к востоку. Они поднялись на гору, переправились через реку и словно вступили в иной мир, не такой, где живут простые смертные. Потом снова спустились с горы и к северу от реки увидели большой дом с красными воротами, с пристройками и башнями. Среди пышной зелени пестрели цветы изумительной красоты. Повсюду летали фениксы, журавли,[209]
расхаживали павлины. Слышались пение и музыка, все радовало слух и взор. Указав рукой на дом, куньлуньский раб сказал:— Здесь и живет семья Чжан.
И-фан не мог прийти в себя от изумления. Подошли к воротам. Там стоял слуга в красной одежде; низко поклонившись, он провел И-фана в зал. Убранство его поражало своей роскошью. И-фан никогда ничего подобного не видел. Воздух был напитан сладчайшими ароматами.
Издали послышался легкий звон подвесок и браслетов. Он становился все громче и отчетливей. Вошли две служанки и объявили:
— Хозяин идет.
Затем появилась толпа служанок, одна краше другой. Они выстроились двумя рядами друг против друга, словно для торжественной встречи. И вдруг перед И-фаном предстал человек в княжеской шапке, фиолетовом одеянии и красных туфлях. Он был высокого роста, величественной осанки, с лицом открытым и добрым. Служанка подвела к нему И-фана.
Посмотрел И-фан, а это, оказывается, Чжан Лао!
— В мире смертных человек страдает, словно в огне, — молвил Чжан Лао. — Тоска, как пламя, охватывает его, и он никогда не может насладиться спокойствием.[210]
Я рад, что вы прибыли сюда, но чем же нам повеселить вас? Подождем вашу сестру, она сейчас причесывается и скоро выйдет к нам.Поклонившись, он попросил И-фана сесть.
Через несколько минут вошла служанка.
— Госпожа ждет вас, — возвестила она и повела И-фана в покои его сестры.
Стропила и балки там были из дерева алоэ. Двери украшены черепаховыми щитками. Оконные переплеты выложены драгоценным нефритом. Дверной занавес унизан жемчугом. Каменные ступени прозрачные, гладкие, лазурного цвета — не поймешь, из чего они сделаны.
А уж таких нарядов, какие были на его сестре, во всем мире не сыскать!
Осведомились о здоровье друг друга, потом сестра спросила об отце, о матери, и тут пришел конец разговору.
Подали угощение. Блюда были превосходные, самые изысканные, И-фан никогда не пробовал таких, даже названий их не знал. После трапезы гостя повели почивать во внутренние покои. Когда на следующее утро И-фан беседовал с Чжан Лао, вбежала служанка и что-то шепнула на ухо хозяину. Улыбнувшись, он сказал: