Гулящая

— Надо идти. Марина одна дома, скучает. Так не забудете, придете?

— Когда?

— В первое воскресенье после водосвятия.

— Спасибо, приду.

Довбня ушел.

— А ты, глупенькая, рассердилась и чай пить не захотела, — сказал Проценко, проводив Довбню.

— Зачем же он плетет такое?

— Вот женится — переменится.

— А кто за него пойдет?

— Марина… он ведь пришел на свадьбу нас пригласить.

— Он женится на Марине? Будет вам…

— Да это же правда.

За чаем она еще несколько раз принималась расспрашивать Проценко о женитьбе Довбни. Ей казалось это невероятным, да и не хотелось верить. Она уже забыла о своей недавней обиде на него. Он казался ей теперь лучше и выше.

— Если он в самом деле женится, то сделает хорошее дело, — сказала она.

— А что?

— Не пропадет девка зря. Да и за ним присмотрит.

— Что-то мне не верится, чтобы Марина за ним присматривала. Не такая она, — сказал Проценко.

— Разве она не такой человек, как все? — обиженно спросила Христя.

Проценко не ответил. Вскоре он ушел к себе в комнату, сел за книгу, а Христя, моя чайную посуду, все думала о Марине и Довбне… Он на ней женится… А кто она? Простая девка из села… А Довбня — паныч, хоть и с изъяном. Грыць даже считает его умным человеком… И вот он женится на Марине. Странно, удивительно… А впрочем, что тут особенного? Понравились друг другу, и все. Ну, если б Грыць на мне женился?… Разве б я его не любила, не оберегала? Еще как бы любила!..

Миновали рождественские Святки. Прошло и Крещение. Оно выпало как раз на четверг, а в воскресенье свадьба Марины.

— Неужели вы пойдете? — спросила Пистина Ивановна своего квартиранта.

— Обещал. Надо идти.

Пистина Ивановна криво усмехнулась, но ничего не сказала.

В воскресенье Проценко сразу после обеда собрался и ушел. Венчание было назначено на вечер. Христя готова была полететь вслед за ним. Ей так хотелось посмотреть, как Марина будет стоять в церкви в подвенечном платье. Но идти нельзя — работы много, а тут еще барыня надумала булочки к чаю печь — на завтра пригласила к себе гостей. Надо заранее все приготовить. С вечера поставить, закваску положить, к утру замесить и разделать, чтобы сразу же и печь. Христя просеивает муку, а перед глазами у нее церковь, венчание… Никак из головы нейдет! «Хоть всю ночь спать не буду, дождусь Грыця; он расскажет, как все было», — думает Христя, взбалтывая закваску.

— Будет уже, процеди, — говорит хозяйка.

Христя исполнила ее приказание.

— Поставь же на печь, пусть выстоится. И спать ложись пораньше. В полночь надо закваску положить, чтобы к утру тесто поднялось. И я встану, — говорит хозяйка.

Все легли спать раньше обычного. Легла и Христя. Но мысли о свадьбе не покидают ее, гонят сон от изголовья. Боже, как медленно идет время, кажется, конца ему нет!

Наконец Христя услышала стук в окно. «Он, он, Грыць, сейчас все расскажет…» Христя бросилась в сени открывать дверь.

Она не ошиблась. Это был Проценко. Только она открыла дверь, как он сразу ее обнял.

— Идем скорее ко мне, — шептал он, обдавая ее винным перегаром.

— Пани скоро встанет, — говорит Христя.

— Зачем?

— Тесто ставить на булочки.

— Чертовы булочки!

— Что ты! Это же святой хлеб!

— Какой там святой? И свинья, по-твоему, святая, если человек ее ест?

— Так то свинья, а это — хлеб.

— Ну, пусть будет по-твоему. Только идем. Пришлось на свадьбе выпить, силой заставили. Идем, голубка. Ты лучше всех…

И, не дав ей запереть дверь, увлек в свою комнату. Христя и не очень сопротивлялась. Ей так хотелось поскорее услышать обо всем, что было на свадьбе.

— Марина какой была, такой и осталась, — шлюха, да и только, — сказал Проценко. — Довбня несчастный человек.

— Вот уже и несчастный! Чего? Вы сами говорили, что счастье не разбирает, кого хочет, того и обласкает.

— Ну с Мариной счастья не найдешь. Оно от нее, как от смерти, убегает. Какое счастье с шлюхой?

— А кто виноват? Вы же и делаете нас такими.

— Не в том дело. Она по натуре такая. Я б ее и на порог к себе не пустил, а тебя люблю… — и он горячо ее поцеловал.

Христя замерла в объятьях.

— Грыць! Любимый мой! — сказала она, забыв обо всем на свете — и о Марине, и о Довбне, и о тесте для булочек.

А тем временем хозяйка проснулась. Она зажгла свет и поспешила в кухню. Там сразу полезла на печь, где стояла закваска. «Где же Христя? — думает Пистина Ивановна. — Ее нет ни на печи, ни на нарах. Может, вышла на двор и дверь даже не закрыла за собой… Ну, пусть только войдет…»

А Христи все нет. «Что за черт», — думает хозяйка. Она выбежала в сени и увидела, что наружная дверь заперта.

— Где же она? — вслух произнесла Пистина Ивановна. — Странно! И вора не было, а девку украли! Христя! — крикнула она.

А Христя давно уже стоит у двери и ждет не дождется, чтобы хозяйка ушла к себе. «Вот так дождалась!» — думает она, и сердце у нее готово выскочить из груди.

— Где же она в самом деле? — сердито крикнула хозяйка и даже под нары заглянула.

«Теперь я знаю где!» — немного погодя мелькнула у нее мысль; она направилась будто в комнаты, но потом остановилась и спряталась за печь.

Христя на цыпочках выскользнула в кухню.