Гулящая

Тотчас же после приезда он поселился у Рубца. Антон Петрович доволен квартирантом. Они вместе ходят на службу, чуть ли не в один и тот же час возвращаются. Комната лишняя есть: отчего ж не пустить хорошего человека, если он к тому еще платит как следует. Пистина Ивановна еще больше обрадовалась квартиранту. Антон Петрович пожилой, потрепанный и всегда занят то делами, то игрой в карты; а Григорий Петрович и молод, и хорош, и весел; говорить с ним так легко и приятно. И обходительный, и такой привлекательный, что не прошло и трех дней, как он стал своим человеком в доме, будто вырос в нем; и слуги к нему привыкли, и маленький Ивась полюбил его. Пистина Ивановна не раз вздыхала, глядя, как после обеда Григорий Петрович играет с Ивасем. Она вспомнила свои девичьи годы, ожидание суженого. Не посчастливилось же ей встретить такого! «Вот какое чучело храпит!» — думала она, глядя на мужа, спящего после обеда.

Через полгода родилась Маринка. Когда заговорили о крестинах, Пистина Ивановна шутливо сказала:

— О куме беспокоиться нечего, он тут рядом. — И она указала на Григория Петровича.

— От такой чести грех отказываться, — ответил тот.

Кумой Антон Петрович давно уже наметил толстую купчиху, что любила чай пить до седьмого пота, хорошо поесть и вволю поспать; любила она также перемывать косточки ближним — не сидеть же в самом деле в гостях, да в своей компании, и играть в молчанку.

— А крестить возьмем молодого попа, — говорит мужу Пистина Ивановна. — Все же что-нибудь перепадет ему. Говорят, он так бедствует. Да заодно и матушку пригласим, поглядим на эту губернскую цацу.

Крестины, именины, похороны никогда не справляются без шумного пиршества: соберутся чужие люди — надо дело сварганить, надо и попировать. В былое время эти пиры длились целыми неделями, широко и шумно праздновали всякое событие, приходили свои и чужие, а теперь все больше собираются только близкие.

На этот раз Антон Петрович собрал старых знакомых: Кныша с женой — высокой и высохшей, как вобла; секретаря суда — лысенького и низенького старичка с его бочкой, как он в шутку называл свою жену, толстую и расплывшуюся, близкую подругу жены городского головы; пригласил он и самого голову, и капитана Селезнева, но первого задержали дела, а второй уехал осматривать мосты.

В назначенное воскресенье вечером собрались приглашенные, уселись, рассказывают и обсуждают последние новости, ждут батюшку. А вот и поп — да не один, а вместе с матушкой.

— И чего она сюда пожаловала? — недоумевающим тоном спросила секретарша из полиции.

— Скажите, пожалуйста, и она тут, — недовольно произнесла секретарша из суда.

— Что ей здесь нужно? Шла бы на маскарад водить за собой целую стаю вздыхателей! — сказала жена городского головы. Она уже кое-что слышала о проделках молодой попадьи.

Матушка была нарядно одета, и от нее пахло крепкими духами. Шлейф ее красивого шелкового платья слегка шуршал по полу; цветистый пояс, словно радуга, обвил ее тонкий стройный стан; белая точеная шея казалась еще белее, оттененная темным шелком платья, плотно облегавшего ее круглые плечи и высокую грудь; золотой крестик на цепочке блестел на шее, небольшие сережки играли драгоценными камнями, на розовых пальчиках сверкали перстни. Из-под черных бровей усмехались голубые глаза; свежее розовое лицо обрамлено черными волосами.

— Нарядилась, а есть, говорят, у них нечего, — наклонившись к хозяйке, промолвила судейская секретарша.

— Поди ж! — ответила та.

Попадья, войдя в гостиную, приветливо поклонилась собравшимся. Пистина Ивановна поспешила ей навстречу; потом представила незнакомых гостей. Попадья, переходя от одного к другому, пожимала руки, женщин поцеловала. Лицо ее горело, глаза играли. Так рада была она новым знакомым. Так давно ждала этого часа. И она щебетала как птичка. Разговаривая с хозяйкой, постоянно обращалась к гостям. Не забыла и про новорожденную: забежав в спальню, расцеловала ее и снова вернулась в гостиную.

— А кто же будет кумом? — спросила она.

Пистина Ивановна познакомила ее с Григорием Петровичем.

— Я где-то вас видела, — сказала она, лукаво блеснув глазами.

— Может быть, на улице?

— Нет. Вы не из губернского города?

— Приходилось и там быть.

— То-то же, — и она заговорила о том, как интересно в губернском городе, как там весело — гулянья в городском саду, клубы, маскарады.

Григорий Петрович обрадовался новой знакомой. Они из одного города, у них сразу нашлось о чем поговорить. Беседа завязалась оживленная и веселая.

— Потаскушка! — тихо произнесла жена Кныша.

— Да еще губернская! — добавила судейская секретарша. Жена головы закашлялась и пролила на себя чай из блюдца.

— Платье! Платье! — в ужасе вскрикнула секретарша и бросилась искать тряпку.

— Ничего, — сказала жена головы, стряхивая с дорогого шелкового платья капли чая, а в душе ругала и попадью и секретаршу.

— Видите, какие здесь люди? Зверье какое-то, — прошептала попадья, вздохнув. — И вот живи среди них, да выбери еще подругу.

— А вы лучше не подругу, а друга выбирайте.