Гулящая

— Друга? — сказала она громко, и голубые глаза ее потемнели. — О, я знаю вас, мужчин. Все вы коварны, у-у!

И она с такой грацией погрозила пальцем, так очаровательно улыбнулась, что, если бы никого не было, Григорий Петрович так и припал бы к ручке.

— Неужели все? Мало же вы знаете нас, коли так, — сказал он с притворным равнодушием. Попадья пристально посмотрела ему в глаза.

Еще минута — и он, верно, не выдержал бы ее обжигающего взгляда, но она оставила его и подошла к Пистине Ивановне и о чем-то начала болтать с ней. Его сердце усиленно забилось.

«А ну, посмотрим, чья возьмет», — подумал он, поглаживая бороду. Начались крестины. Гости остались в гостиной, только хозяйка с попадьей пошли в детскую.

— Не по куму выбрали куму, — произнесла она, заглядывая в глаза Пистине Ивановне.

— Да видите, жена головы. Обойти ее как-то неловко. Знаете наши обычаи, — оправдывалась Пистина Ивановна.

Попадья молча улыбнулась.

— Как вас зовут? — спросила Пистина Ивановна.

— Наталья Николаевна. Только зовите меня просто — Наташа, — она обняла и поцеловала Пистину Ивановну.

«Девочка!.. Ей бы еще гулять с подружками, а не быть попадьей», — подумала та.

После крестин мужчины перешли в другую комнату и засели за карты.

В гостиной остались только женщины и Григорий Петрович. Говорили больше он и попадья, остальные молча слушали.

Наталья Николаевна сетовала на здешние порядки и с грустью вспоминала о прелестях губернского города. Григорий Петрович нарочито с ней не соглашался. А она, когда ей нечего было возразить, грозила собеседнику кулачком. Как она была хороша в этом притворном гневе! Пухлые губы раскрываются, как розовые лепестки, сверкают ровные ряды белоснежных зубов, а щеки и глаза горят.

— Мотовка она — спору нет, но глядите, как красива! — прошептала жена головы на ухо судейской секретарше.

— А что эта красота? — оттопырив губы, сказала та. — Разве для того только, чтобы мужчинам на шею вешаться. Видите, как она заигрывает.

— И стыда у нее нет, — вмешалась в разговор жена Кныша. — Рада, что на паныча напала, и тарахтит, как пустая бочка. А с нами небось и рта не раскроет.

В это время Пистина Ивановна позвала Григория Петровича.

Попадья обратилась к женщинам:

— Вам не скучно? Мы только с Григорием Петровичем разговариваем.

Жена головы переглянулась со своими подругами.

— Да, только вас и слышно, — прошептала жена Кныша.

— Мы, душечка, радуемся, на вас глядя, — ехидно сказала секретарша.

— Давайте играть в фанты, — предложила попадья.

— Не играли сызмальства, а на старости учиться поздно, — сказала жена головы.

Попадья ничего не ответила и, сделав несколько шагов по гостиной, ушла в комнату, где мужчины играли в карты.

— Видели, как носом закрутила, — сказала секретарша.

— Проглотила пилюлю, — злорадно произнесла жена Кныша.

— Мне в фанты играть? — отозвалась головиха и, склонившись к секретарше, захихикала; остальные последовали ее примеру. Толстые и круглые, как дыни, они колыхались от смеха, подталкивая друг друга в бока; их лица еще больше расплылись от смеха, а из глаз катились слезы; и только худая, долговязая Кнышиха, как ворона, тупо на них уставилась и ядовито усмехалась.

Тем временем попадья подошла к мужу.

— Что, везет тебе? — спросила она, прислонившись к его плечу.

— Ве-е-зет! — протянул он. — Большой шлем взял.

— Беда с батюшкой, — сказал секретарь суда, — всех обыгрывает.

— Присядьте ко мне, может, принесете мне счастье, — предупредительно подвигая ей стул, сказал Кныш.

Попадья, поблагодарив, села.

— Сват, сват, — пригрозил Кнышу секретарь суда, — а что сваха скажет?

— Завидно стало? — сказал Кныш, сдавая карты.

— Я всем счастье принесу, всем, — улыбаясь, сказала попадья.

Пока сдавали карты, все хранили молчание. Из гостиной доносился приглушенный смех.

— Глядите, наши там не дремлют, — сказал секретарь суда.

Попадья повернулась, чтобы заглянуть в гостиную, и на пороге увидела Григория Петровича.

— Давайте будем тоже играть в карты, — предложила она.

— Кто же?

— Вы, я.

— Во что?

— В нос.

— Как это?

— Давайте карты! — закричала попадья и, пройдя в гостиную, уселась около небольшого круглого столика.

Григорий Петрович разыскал карты. Быстро тасуя их, попадья говорила:

— У кого останутся карты, того по носу бить.

Она начала сдавать.

Пока шла игра, в гостиной было тихо; жена головы и секретарша только искоса поглядывали на играющих.

— Вышла, вышла! — вдруг закричала попадья и захлопала в ладоши.

— А теперь что? — спросил Григорий Петрович.

— Подставляйте нос! Сколько у вас карт осталось? Целых пять!..

Она схватила пять карт и собиралась ими ударить Григория Петровича по носу, но он увернулся.

— Чур! Не отворачиваться!

— Так больно же будет.

— А если я останусь?… Разрешается только закрыться картами и выставить один кончик.

Григорий Петрович покорился.

— Раз! — крикнула попадья и ударила картами по носу. — Еще четыре раза! — и она залилась смехом. — Два, — промолвила она тихо и уже слегка задела его картами, и так же в третий раз.

— Не будет же и вам пощады! — сказал он, сдавая карты.

В другой раз она осталась с десятью картами.