Гулящая

Никогда еще с Христей такого не бывало. Все, что случилось с нею днем, все, что услышала она вечером, было для нее новым, незнакомым, неизведанным. Жизнь, настоящая жизнь заглядывала ей в глаза своим суровым взором, будила такие мысли, которые прежде никогда не приходили ей в голову, поднимала такие вопросы, о которых раньше она и не слыхивала. Одна она, как перст, в целом мире, и одной надо ей теперь разобраться в своих тяжких думах, решить, как ей быть, куда направить свой утлый челн по бурному житейскому морю? Тяжелые это вопросы! И людям большого ума иной раз не под силу решить их, а каково же ей, бесталанной, одинокой! Недаром бессильно опускаются на колени ее руки, клонится и падает на высокую грудь тяжелая голова, бледнеет румяное личико, закрываются ясные глаза. А думы подхватили ее на свои легкие крылья и мчат ее, мчат во все концы: то в прошлое она унесется, и оно предстанет перед ней в новом свете,- и так была в прошлом горька и безрадостна ее жизнь, а теперь кажется еще безрадостней, потому что винит себя Христя в том, в чем раньше не чувствовала своей вины... То вернется она в мыслях к теперешней жизни - и кажется она ей такой постылой и беспросветной. То в будущее заглянет, чтоб найти себе место там. И чувствует Христя - нет ей там места, нет для нее теплого угла! Гулящая... Гулящая... как ветер гуляет по полю, как птица носится по ветру, так мыкается она по белу свету. Умен Кирило, но неглупа и бабка Оришка. Одним словом, как ножом, очертила она ее бесталанную жизнь на свете. Кирило говорит, что старуха глупа. Нет, не глупа она, а страшна. И говорит страшно, будто в душу влезает, и слова у нее ядовитые, так и проймет от этих слов человека. "Ведьма она, ведьма... потому и пророчит",- решает Христя и вздрагивает. Все ниже поникает она головой, все ниже сгибается, словно хочет пополам перегнуться, сжаться в комочек, только бы не глядеть туда, в глухие углы, где засели ее живые мысли и манят к себе, кривляются и глумятся над нею.

Свеча совсем нагорела: длинный фитиль, как палец, торчит из синего кружка света, и от этого все гуще надвигаются печальные сумерки. И вдруг треск, яркая вспышка света. Христя вздрогнула, подняла голову. Кровавое зарево пожара поднялось из-за горы над слободой и озарило всю комнату. Христя, не помня себя, бросилась к окну. В непроглядной тьме внизу, над самым прудом, пылала хата, точно кто-то гигантскими мехами раздувал горн. Огненные струйки прядали и бегали по сонной глади пруда, по бокам желтели стрехи хат... Послышался как будто топот босых ног, кто-то пробежал... страшно завыла собака, заревела в ужасе скотина. Но вот над сонной слободой раздался отчаянный человеческий вопль и с целым снопом огненных языков и искр вихрем закружился и взмыл в темное небо над пылающей хатой. Вот поднялся столб черного дыма и заклубился в ярком огне; вот вспыхнуло рядом, словно пламя дохнуло из пекла и длинным огненным языком лизнуло темный небосвод... Это еще что-то загорелось - не видно, сарай или хата, только что-то другое. "Спасите, люди добрые!" - послышалось Христе, и она в первое мгновение хотела выскочить в окно, чтобы бежать на помощь, но, спохватившись, бросилась в дверь... На бегу она зацепилась ногой за стул; дубовый и тяжелый, он упал наземь. Страшный грохот раздался по всему дому. Христя отчаянно вскрикнула и упала. Растрепанная Оришка, в распахнутой сорочке, без очипка, первая вбежала к ней в комнату. Как кошка, прыгнула она через порог и замерла в беспамятстве, обратив свое хищное лицо к окну. Вид ее был страшен: ноги у нее подогнулись, глаза выкатились из орбит, в темных зрачках, как в лезвии ножа, отражались отблески багрового зарева. Христе показалось, что это страшный суд пришел и сам Люцифер явился из пекла и стал перед нею... Лежа ничком на полу, она, не помня себя, страшно вопила на весь дом.

- Что там такое? - раздался тревожный голос, и в комнату вбежал Кирило.

- Ахти мне...- успел только вымолвить он и тут же бросился к Христе.Панночка, панночка! Опомнитесь! Господь с вами! Это в слободе горит, от нас далеко. Не бойтесь.

От этого тихого человеческого слова, слова утешения, на Христю повеяло покоем. "Это еще не страшный суд, если рядом я слышу такой ласковый голос",- подумала она и хоть не поднялась с полу, все же затихла.

- Вставайте! Господь с вами! Ну-ка, я вас подниму!- сказал Кирило, беря ее под руки.

С его помощью Христя поднялась. Кирило поскорее подставил ей стул, и она, как куль, повалилась на него.

Христя сидела лицом к пожару. Впереди нее в страшном беспамятстве застыла Оришка, позади, держась за стул, стоял Кирило. Он смотрел, чтобы Христя опять не упала.