Согласно исследованиям Блэка и Грегсона из Новой Зеландии, преступники гораздо чаще экзистенциально фрустрированны, чем население в среднем. Эту картину дополняют успехи Барбера: при использовании логотерапии в работе с малолетними преступниками в реабилитационном центре в Калифорнии средний показатель рецидивов удалось снизить с 40 до 17 процентов.
Позволим себе сделать шаг вперед и порассуждать в рамках вселенского масштаба. Не пришла ли пора переориентации также и в области исследования проблемы мира на земле? Ведь, по сути, мы уже много лет как застряли на теории, утверждающей, что человеку свойственна агрессивность, будь то в понимании Зигмунда Фрейда или Конрада Лоренца. В этом вопросе мы по-прежнему остаемся на субчеловеческом уровне и не осмеливаемся перейти в измерение человеческого. Заглянув в измерение человеческих феноменов (в котором и находится воля к смыслу), мы легко поймем, что в конечном счете агрессию развивает или даже порождает именно фрустрация воли к смыслу, то есть экзистенциальная фрустрация, а также растущее ощущение бессмысленности — именно у человека, то есть на человеческом уровне, а не у животного.
Как теория агрессии в смысле психоанализа Зигмунда Фрейда, так и биологическая теория, основанная на сравнительной этологии Конрада Лоренца, игнорируют интенциональность, характерную для психики человека как такового. В измерении человеческих феноменов просто не существует такой агрессии, которая всегда присутствует в каком-то количестве, накапливается и в определенный момент заставляет меня как «несчастную жертву» разыскивать объект для ее вымещения и отреагирования. Даже если агрессия в большой степени обусловлена биологически и имеет психологическую подоплеку, на человеческом уровне мы позволяем ей возникнуть, мы позволяем ей перерасти (по Гегелю) в нечто совершенно иное: в
Любовь и ненависть — это человеческие феномены, потому что они интенциональны и потому что у человека есть основания, чтобы их испытывать. Речь идет об основании, вследствие которого он любит или ненавидит, а не о (психологической или биологической) причине, из-за которой возникает агрессивность или сексуальность без его ведома и участия. Биологическую причину демонстрируют нам эксперименты В. Р. Гесса, во время которых он вызывал агрессию у кошек, проводя электрический ток через подкорковые центры их головного мозга.
Мы были бы несправедливы по отношению к борцам антинацистского сопротивления, если бы считали их лишь жертвами «импульсов агрессии», которые случайным образом были направлены на Адольфа Гитлера. Ведь, по существу, они боролись даже не с самим Гитлером, а с национал-социализмом, со всей системой. Они выступали не против определенного человека, а против конкретной идеи. И по большому счету, только благодаря такой идейности, только в тот момент, когда мы признаем себя готовыми не только жить какой-то идеей, но и умереть ради нее, мы действительно становимся людьми.
Если, исследуя проблему мира на земле, мы не отойдем от понимания феномена агрессии в субчеловеческом смысле и не займемся анализом феномена ненависти, все наши старания будут бесплодными. Человек не перестанет ненавидеть, если ему внушать, что им управляют механизмы и импульсы. Такой фатализм не учитывает факт, что при любой агрессии решающую роль играют не бессознательные механизмы и импульсы во мне, но то, что ненавижу именно я. Биологического оправдания агрессии не существует, есть лишь ответственность за нее.
Принято считать, что агрессию можно направить в определенное русло или сублимировать. Но специалисты по этологии из числа учеников Конрада Лоренца доказали, что безобидное вымещение агрессии на определенных объектах, например при просмотре телевизора, в действительности лишь провоцируют агрессию и закрепляют ее как рефлекс.