Дав нам пояснения насчет многого в приведенных выше[177] беседах из того, что у Карло[178] и у меня вызывало сомнение или что мы не очень хорошо запомнили, Лионардо[179] принялся безмерно расхваливать нас за усердие, которое Карло и я выказали минувшей ночью, составляя краткие заметки по поводу услышанных от него днем ранее рассуждений. В этот момент неожиданно появился Джанноццо Альберти[180], справедливо уважаемый всеми за величайшее свое человеколюбие и нравственную чистоту. Он пришел повидать Риччардо[181]. Поприветствовав нас, Джанноццо поинтересовался, как поживает Лоренцо[182] и насколько его ободрил приезд брата. Лионардо принял гостя очень почтительно. <…>
Лионардо. Сколько таких вещей, которые вы имели обыкновение делать молодым, а теперь, в старости, делать не станете! И сколько других вещей нравится вам сейчас, которые тогда вам, пожалуй, не казались привлекательными.
Джанноццо. Много, мой Лионардо. Мне помнится, когда я был молод, устраивались в те годы, в счастливое для нашего отечества время, рыцарские турниры или подобные им публичные состязания; это-то и было предметом большого несогласия между старшими членами моей семьи и мной, поскольку всеми силами я хотел принимать в них участие наряду с другими, дабы показать, на что я способен. С великой славой и почестями возвращались с них те, кто принадлежал к нашему дому. Я радовался им, но одновременно меня печалило, что я не в их числе, не подвергал себя опасностям и ничего, в отличие от них, не заслужил. <…> Ты бы засмеялся, если бы я стал тебе рассказывать, на какие хитрости я шел не раз, дабы получить разрешение старших, без коего ничего не мог бы сделать. Я прибегал к помощи посредников, родственников, друзей. Говорил, будто обещал участвовать, находился и такой, кто заверял, что я поклялся друзьям. Ничто не помогало. По этой причине, бывало, их я любил менее, чем должно. Я хорошо понимал, что они так поступают, ибо я им слишком дорог и они, любя меня, опасаются, как бы со мной не приключилась какая-нибудь беда, ведь даже людям весьма крепкого сложения и великой доблести – их телу или чести – случается терпеть урон. Тем не менее я на них досадовал за то, что они отговаривали меня и очень противились этой моей благородной страсти. Еще более меня огорчала мысль, что делают они это бережливости ради (per masserizia), поскольку были, как тебе известно, рачительными хозяевами (buoni massaiotti), каковым и я теперь стал. Но тогда я был молод и тратил не скупясь.
Лионардо. Нынче же?
Джанноццо. Нынче, мой Лионардо, я стал благоразумнее и считаю безумцем того, кто транжирит свое состояние. Человек, не испытавший на себе, сколь горестно и двусмысленно положение, когда в нужде приходится искать помощи у других, не ведает всю пользу денег. И кто не знает, какими трудами они добываются, легко их тратит. А кто не соблюдает меры в расходах, тот обычно очень быстро становится бедным. Бедняк же, дети мои, подвергается в этом мире всевозможным лишениям и напастям, и, пожалуй, лучше умереть, чем, бедствуя, жить несчастливо. Так что, мой Лионардо, поговорку наших крестьян я проверил на себе и готов тебе доказать собственным опытом ее совершенную правоту: «Кто не находит денег в своем кошельке, куда менее их сможет найти в чужом». Дети мои, нужно быть людьми хозяйственными и остерегаться, как смертельного врага, излишних трат.
Лионардо. Однако, Джанноццо, я не думаю, что при таком ограничении расходов вам хотелось бы быть или казаться скаредным (avaro).
Джанноццо. Боже меня сохрани! Ничто так не вредит доброй славе и благорасположенности [к тебе] людей, как скаредность. Найдется ли какая-нибудь столь чистая и благородная добродетель, которая бы не была затемнена до неузнаваемости скаредностью? Внушает великое отвращение то, что души людей крайне прижимистых и скупых пребывают постоянно в терзаниях и большой тревоге, то беспокоясь о приумножении состояния, то печалясь по поводу каких-то произведенных расходов; а эти неприятности обязательно происходят со скупыми. Никогда не вижу их радостными, никогда не наслаждаются они [хоть] чем-нибудь из своего добра (delle sue fortune).
Лионардо. Кто не хочет выглядеть скаредным, должен быть широким в тратах.