ДОЖА громко заявляла о своих беспрецедентных успехах, но в сельской местности эта организация едва ли имела какие-либо шансы на существование. Как сообщалось, в некоторых пропагандистских мероприятиях ДОМА в Тахаре приняли участие 500 девушек и молодых женщин[852]
. Нодар Гиоргадзе, прибыв в Джелалабад, высоко оценил подвиг пяти девушек из лицея в уезде Сурхруд: по его словам, «не испугавшись их, девушки обезоружили бандитов и доставили на фильтрационный пункт»[853]. «Во время другой операции девушки Зармина, Фаима, Захида и Валга задержали двух душманов, переодетых в женскую одежду и пытавшихся уйти в горы». «Рейды» НДПА по женским школам в провинции Лагман показали, что в первых классах посещаемость близка к 100 %, однако чем старше класс, тем посещаемость ниже. В одном женском лицее на занятия ходили только 68 % из списочного состава учениц[854]. Во многих провинциях отделы ДОМА по работе с женщинами месяцами оставались без сотрудниц, что тормозило всю работу[855]. В других местах, как, например, в провинции Фарьяб, у ДОЖА отсутствовала прямая рабочая связь с ДОМА, и потому женская организация «стремится обособиться, замкнуться в себе», отдаляясь от молодежной[856].Советский Союз был не единственным возможным партнером для международного сотрудничества. Осенью 1981 года Французская социалистическая партия (ФСП) пригласила Мину Кешвар Камаль из РАЖА выступить на своем съезде. Вновь избранным президентом Франции стал Франсуа Миттеран, и, таким образом, ФСП пришла к власти в стране. Незадолго до приезда Мины Миттеран, выступая на Международном совещании по сотрудничеству и развитию в мексиканском городе Канкун, заявил о солидарности Франции с «профсоюзными активистами, которые томятся в тюрьмах; безработными, которые продают свою кровь, чтобы выжить; индейцами, которых преследуют в их собственных лесах; бесправными рабочими <и> безземельными крестьянами»[857]
.Мина Кешвар Камаль выступила перед европейскими левыми, находившимися тогда на поворотном этапе своего пути: социал-демократы и социалисты выступали против советской и американской гегемонии, ставили проблему занятости выше проблемы инфляции и не скрывали своего сочувствия к левацким повстанцам. На съезде социалистов Мина появилась на сцене вместе с бойцами сальвадорского, гватемальского и намибийского сопротивления и заслужила «самые громкие аплодисменты». Социалистические лидеры Франции впервые приступили к управлению страной с намерением проводить весьма спорную экономическую политику (один из них прямо заявил: «Банкиры или мы!»). В такой момент мощный гуманистический талисман оказывался для них как нельзя более кстати[858]
. Все это не понравилось советскому гостю, заведующему Международным отделом ЦК КПСС Б. Н. Пономареву: в знак протеста он вышел из зала заседаний съезда. Во Франции Мина провела переговоры с премьер-министром Пьером Моруа и генеральным секретарем Социалистической партии Лионелем Жоспеном. Затем она побывала в Бельгии, Германии и Норвегии, где слушатели воспринимали ее как символ справедливости, не запятнанный американским или советским империализмом. В Западной Германии Мина встретилась с сотрудниками министра иностранных дел Ганса-Дитриха Геншера и объяснила им, что афганцы «не хотят ни советской, ни американской гегемонии. Мы боремся за мир во всем мире»[859].Однако отношение к таким посланникам третьего мира, как Мина, вскоре стало меняться. Прежние представления о справедливости не выдерживали противодействия. Как только ФСП национализировала французскую промышленность, спекулянты, «охотники за легкой наживой», подвергли атаке французский франк[860]
. Быстро выяснилось, что «ресурсы, сосредоточенные в руках примерно двадцати банков, могут свести на нет усилия национальных монетарных властей»[861]. Возможно, Франция смогла бы защитить свою валюту, если бы Миттеран склонился в сторону определенного политического решения: лучше жить в зоне немецкой марки, чем в общеевропейской валютной зоне. Но вместо того чтобы укрепить экономическую справедливость в рамках социалистического национального государства против «пиратов экономической взаимозависимости», ФСП пошла по пути примирения международного финансового капитала с социал-демократией[862]. Миттеран объявил «поворот к жесткой экономии» (