В отчете по итогам экспедиции исследователи возлагали вину за низкую урожайность на самих крестьян. «Многие методы ведения сельского хозяйства в долине Гильменд почти не менялись на протяжении веков», — гласила подпись под фотографией изможденного крестьянина, который вручную сеет пшеницу[387]
. Это подтверждала фотография глиняного горшка: хотя большинство крестьян «считало, что такое хранилище им вполне подходит, содержимое портилось насекомыми и грызунами»[388]. Несмотря на то что большинство крестьян «заявляли, что им не нужно дорог в большем количестве или лучшем качестве», в отчете подчеркивалось, что транспортная инфраструктура никуда не годится[389]. Еще одна фотография демонстрировала крестьянскую глупость: на ней противопоставлялись друг другу гладкое асфальтированное шоссе и человек в тюрбане, ведущий по обочине перегруженного мула. «По мере развития страны, — пояснялось в подписи, — понадобятся лучшие дороги». При этом подразумевалось, что стране совсем не понадобятся не знающие гигиены отсталые крестьяне.Хотя число сложностей росло, запущенная «машина» экономического развития страны породила книгу, в которой проект представлялся в самом радужном свете[390]
. В 1967 году один из заместителей директора Агентства по международному развитию поручил жене сотрудника Бюро по мелиорации Милдред Кодилл сочинить историю данного региона[391]. В тексте, получившем впоследствии официальное одобрение, указывалось, что проект в долине реки Гильменд «может сравниться с проектом реки Солт-ривер в Аризоне»[392]. Далее говорилось о том, что «зеленая революция, охватившая Азию, достигла долины рек Гильменд и Аргандаб», сделав Афганистан «страной, готовой занять в мире высокое положение»[393]. История непреднамеренно выявила дух времени в другом параграфе: «Прогресс в сельскохозяйственном производстве виден по тщательно проведенным наблюдениям в долине реки Гильменд», несмотря на то что «уровень прогресса нельзя измерить, поскольку нет точной производственной статистики»[394].Но даже если почвы истощались, давая все меньше хлопка или пшеницы, американцам приходилось уговаривать афганцев, выпрашивая у них то, что можно назвать урожаем социолога, — данные. Когда Стивенс и Тарзи заканчивали свои беседы с крестьянами, Администрация долин Гильменда и Аргандаба (АДГА, бывшая АДГ, переименованная, чтобы включить водораздел реки Аргандаб, с прибавлением буквы «А») обратилась к Бюро мелиорации с просьбой «выбрать район для незамедлительного начала изучения»[395]
. Бюро выбрало пойменную долину Шамалан. На севере этой территории был выделен испытательный участок площадью около 200 акров. Предполагалось выселить с этой земли крестьян, выровнять почву, уничтожить деревья, дома, виноградники и сады. Затем почву предстояло обработать так, чтобы превратить землю в поля сверхвысокой урожайности — и возвратить крестьянам в качестве образцовых рационализированных наделов[396]. Дополнительный канал, отходящий от главного Шамаланского канала, должен был доставлять воду на юг, что дало бы возможность для дальнейшего переселения. Данные, полученные в ходе продолжавшихся социологических обследований крестьян, теоретически обосновывали распространение этой модели на весь регион. Но хотели ли этого афганцы? Крестьяне, как подчеркивалось в одном из отчетов, просто не понимали «методов современного сельского хозяйства и ирригации»[397]. Армада современных бульдозеров и грейдеров пришла на смену ржавеющему оборудованию фирмы «Моррисон — Кнудсен», для того чтобы выполнить свою главную задачу: убрать с орошаемых земель невежественных деревенских жителей[398].Специалисты из Агентства по международному развитию вновь поддержали афганскую бюрократическую власть. В принятом в августе 1970 года меморандуме один из его сотрудников предупреждал, что «АДГА не сумела организовать систематических действий», чтобы обеспечить поддержку проекта местными жителями[399]
. Однако решение проблемы, которое предлагал этот сотрудник, только увеличивало число антидемократических прецедентов. Представители афганского правительства должны были лоббировать местных ханов и выделять крестьян, «способных понять необходимость перемен и в большей степени, чем основная масса народа, готовых принять изменения»[400]. Агенты по распространению сельскохозяйственных знаний, работающие на центральное правительство в Кабуле, должны были составить «для каждой деревни список из десяти — двадцати человек, восприимчивых к новым идеям»[401]. «Решение поддержать или не поддержать проект, — прямо признавал один из сотрудников Агентства, — не будет приниматься народной массой. За них решат их лидеры»[402].