Всех приезжавших в Афганистан во время холодной войны поражали масштабы советской помощи этой стране. Когда Георгий Ежов вновь прибыл в страну в середине 1960‐х годов после десятилетнего перерыва, он повсюду замечал произошедшие за это время разительные перемены. С помощью Советов на аэродроме в Джелалабаде заасфальтировали взлетно-посадочную полосу, а в долинах рек Кабул и Лагман целая армия советских инженеров строила совхозы и центры афганской фруктовой промышленности. «Это был огромный проект», — рассказывал Ежов[424]
. Азербайджанские ученые, усовершенствовавшие некоторые виды оливок в Абхазии, пересадили свои образцы на пробные участки в долине[425]. «Там были огромные валуны в земле, — вспоминал Ежов, — их нужно было вытащить и разбить. Затем из Узбекистана в Афганистан было перевезено несколько тысяч тонн земли, чтобы нарастить 30 сантиметров верхнего слоя почвы на площади в несколько тысяч гектаров. Непростая задача. Из Армении привезли специальную машину, которая дробила камни, превращая их в гравий, но с этими афганскими валунами эта машина сломалась через пару дней». На узбекской почве вскоре взошли афганские горькие апельсины, гранаты, фиги и оливки. Е. Жилин, агроном, который курировал работы в долине, рассказал в интервью о своем пребывании в Джелалабаде узбекским читателям[426]. Вспоминая показ фильма «Новый день Нангархара» в импровизированном кинотеатре в Джелалабаде, Жилин замечал, что «кадры этого фильма живо и убедительно передают то, что принесли советские люди. Бывший погонщик верблюдов ведет трактор. Женщины работают на сеялках. Бывший чабан записывает показания приборов пульта управления электростанцией». Вокруг афганских кинозрителей, с гордостью вспоминал Жилин, стояли ящики с надписями: «АФГАНИСТАН. ЭКСПОРТ».Разумеется, блокада со стороны Пакистана не допускала афганские экспортные товары на восток, однако если кто-то отправлялся на запад, в Кабул, то он неизбежно замечал советское присутствие. Вернувшись из ночной поездки по долине реки Лагман, Боб Нэйтан рассказывал о том, как он наблюдал построенную советскими властями плотину Сароби мощностью 24 тысячи киловатт[427]
. Однажды он видел, как «автобус с пятнадцатью русскими остановился, чтобы набрать воды. Они выглядели крепкими, одетыми явно для работы, но аккуратно»[428]. Другая советская плотина, Наглу, производила половину гидроэлектроэнергии Афганистана[429]. Конечно, проникновение Советов в страну выглядело иначе при взгляде с восточной стороны железного занавеса. Советский специалист по Афганистану В. Г. Коргун вспоминал, что перед поездкой за границу ему пришлось пройти ряд экзаменов на «политическую грамотность», во время подготовки к которым инструкторы тренировали его на знание фамилий глав коммунистических партий в странах третьего мира. «Вы представляете главную социалистическую державу мира», — напоминал уполномоченный Коргуну. «Когда доберетесь до места, расскажите афганцам, как она прекрасна!»[430] По прибытии в Кабул советским дипломатам запрещалось общаться в свободное время с местными жителями. Нарушавший эти правила Коргун многое узнавал о стране. «Шестидесятые годы в Афганистане были волшебным временем», — говорил он.При поездке из столицы на север по построенному с советской помощью шоссе можно было наблюдать продолжение парада новых проектов. В Баграме советские инженеры занимались строительством военной базы для афганских Военно-воздушных сил; еще севернее находился Салангский туннель[431]
. К северу от него, в Пули-Хумри, построенная Советами гидроэлектростанция снабжала электричеством текстильное производство, а поля вокруг Баглана с советской помощью превратились в центр афганской хлопковой промышленности[432]. Один польский инженер, зайдя в офис директора Багланского сахарного завода, столкнулся с «женщиной редкой красоты, одетой в европейскую одежду. Блестящие черные волосы обрамляли ее смуглое лицо, так что были видны только глаза. Впечатление было настолько ошеломляющим, что я отшатнулся». Поляк обратился к ней на своем ломаном фарси, однако она прервала его и предложила разговаривать на английском, французском или немецком. «Я видел перед собой современную афганскую женщину», — вспоминал польский инженер. Какое еще нужно было доказательство того, что государство функционирует?