Родовые муки новой Центральной Азии привели к массовому кризису беженцев, пересекавших новые границы. С приходом к власти большевиков туркменские кочевники бежали в северо-западный Афганистан. В Таджикской АССР за два года в Афганистан бежали 300 тысяч человек — 40 % населения этой республики[441]
. В ответ Москва предоставила землю прибывшим в Советский Союз афганским нелегальным иммигрантам, а также переселила «горных таджиков» из «мятежных» горных районов в колонии, находившиеся в бассейне реки Амударья[442]. С 1922 по 1933 год Москва переселила еще 10 тысяч семей в южный Таджикистан[443].Большевистские комиссары выселяли «поселенцев» из их домов, не разрешая взять с собой пищу, а в тех местах, куда их переселяли, не было не только еды, но и питьевой воды и крыши над головой[444]
. Жители горных районов болели и умирали в малярийных низинах. К 1932 году 300 тысяч человек (треть оставшегося населения Таджикской ССР) было заражено малярией[445]. Чтобы сдержать эпидемию, советские врачи учредили «медицинские пункты» в Мазари-Шарифе и Герате; эти пункты были частью более крупной сети, простиравшейся от Персии до Синьцзяна[446].Один мир Центральной Азии умирал, а другой рождался. В ходе борьбы с антибольшевистскими повстанцами («басмачами»), которые базировались в восточных областях Таджикской ССР, Советы использовали авиацию для изгнания мятежников в Афганистан[447]
. Однако «басмачи» не сдавались. Через год после того, как восточные пуштуны сбросили Амануллу-хана и заменили его номинальным главой государства — бандитом по имени Хабибулла Калакани, лидер «басмачества» Ибрагим-бек начал военную кампанию в северном Афганистане, объявив своей целью «свержение афганского режима и создание в пределах Каттагана и Бадахшана самостоятельного узбекского и таджикского государства»[448]. Отряды бека долго сражались с афганскими правительственными войсками, но ни одна сторона не могла взять верх до начала 1931 года, когда Кабул разбил армию Ибрагима и вытеснил восставших обратно в Таджикистан, где бек вскоре попал в плен и был казнен.Сельскохозяйственные рабочие и хлопок вскоре заполонили всю страну. При Забули Кабул приказал построить 10-километровый канал в уезде Калаи-Зал и разделить земли между местными строительными бригадами и пуштунскими поселенцами[449]
. Посадки хлопка и сахарной свеклы росли, и еще 600 пуштунских семей было переселено в Баглан[450]. Иранская сахарная свекла, советский хлопок, немецкий капитал и пуштунские работники — все это соединилось в мастерской капитализма и этнического доминирования.В Таджикистане Большой террор дал составителям планов возможность принять еще более экстремальные меры по расселению новых переселенцев[451]
. Если первая волна переселения превратила «таджикские» долины в «узбекские», то во время второй волны (1936–1938) в хлопководческие районы было перемещено 4623 семьи изВ частных разговорах советские составители планов прямо называли происходящее катастрофой. Примыкавшие к Афганистану земли находились в хорошем состоянии, но за потемкинской границей скрывались массовые убийства. Значительная часть поселенцев жила в пришедших в упадок «кирпичных юртах», построенных до 1937 года; менее чем у 10 % семей были сносные жилища[454]
. Из 20 тысяч переселенных в регион с 1932 года семей 11 070 покинули свои места[455]. Тем не менее последний довоенный план переселения предусматривал четырехкратное увеличение числа семей, которые следовало переселить из северного Таджикистана и Гарма на юг[456]. Прежде чем война отменила все эти планы, советская власть успела переселить 61 тысячу семей в южный Таджикистан[457]. По крайней мере пятую часть населения Таджикистана в 1939 году составляли насильственно переселенные мигранты. Поэтому для обездоленного населения юга речной долины проекты переселения казались успешной современной альтернативой, предложенной афганским государством. Север Афганистана и юг Таджикской ССР походили друг на друга гораздо больше, чем это признавали Кабул и Душанбе. Состояние обоих регионов было следствием катастрофической неудачи проектов по созданию в каждой из стран пуштунских и таджикских районов соответственно, хотя эти проекты часто использовали «чужих» работников для обеспечения функционирования современной аграрной промышленности.