Читаем Гуманитарное вторжение. Глобальное развитие в Афганистане времен холодной войны полностью

Родовые муки новой Центральной Азии привели к массовому кризису беженцев, пересекавших новые границы. С приходом к власти большевиков туркменские кочевники бежали в северо-западный Афганистан. В Таджикской АССР за два года в Афганистан бежали 300 тысяч человек — 40 % населения этой республики[441]. В ответ Москва предоставила землю прибывшим в Советский Союз афганским нелегальным иммигрантам, а также переселила «горных таджиков» из «мятежных» горных районов в колонии, находившиеся в бассейне реки Амударья[442]. С 1922 по 1933 год Москва переселила еще 10 тысяч семей в южный Таджикистан[443].

Большевистские комиссары выселяли «поселенцев» из их домов, не разрешая взять с собой пищу, а в тех местах, куда их переселяли, не было не только еды, но и питьевой воды и крыши над головой[444]. Жители горных районов болели и умирали в малярийных низинах. К 1932 году 300 тысяч человек (треть оставшегося населения Таджикской ССР) было заражено малярией[445]. Чтобы сдержать эпидемию, советские врачи учредили «медицинские пункты» в Мазари-Шарифе и Герате; эти пункты были частью более крупной сети, простиравшейся от Персии до Синьцзяна[446].

Один мир Центральной Азии умирал, а другой рождался. В ходе борьбы с антибольшевистскими повстанцами («басмачами»), которые базировались в восточных областях Таджикской ССР, Советы использовали авиацию для изгнания мятежников в Афганистан[447]. Однако «басмачи» не сдавались. Через год после того, как восточные пуштуны сбросили Амануллу-хана и заменили его номинальным главой государства — бандитом по имени Хабибулла Калакани, лидер «басмачества» Ибрагим-бек начал военную кампанию в северном Афганистане, объявив своей целью «свержение афганского режима и создание в пределах Каттагана и Бадахшана самостоятельного узбекского и таджикского государства»[448]. Отряды бека долго сражались с афганскими правительственными войсками, но ни одна сторона не могла взять верх до начала 1931 года, когда Кабул разбил армию Ибрагима и вытеснил восставших обратно в Таджикистан, где бек вскоре попал в плен и был казнен.

Сельскохозяйственные рабочие и хлопок вскоре заполонили всю страну. При Забули Кабул приказал построить 10-километровый канал в уезде Калаи-Зал и разделить земли между местными строительными бригадами и пуштунскими поселенцами[449]. Посадки хлопка и сахарной свеклы росли, и еще 600 пуштунских семей было переселено в Баглан[450]. Иранская сахарная свекла, советский хлопок, немецкий капитал и пуштунские работники — все это соединилось в мастерской капитализма и этнического доминирования.

В Таджикистане Большой террор дал составителям планов возможность принять еще более экстремальные меры по расселению новых переселенцев[451]. Если первая волна переселения превратила «таджикские» долины в «узбекские», то во время второй волны (1936–1938) в хлопководческие районы было перемещено 4623 семьи из северного Таджикистана и Узбекской ССР, а также 200 русских семейств[452]. Планы 1937 года оказались более умеренными, хотя проводились по тому же образцу: республиканское Министерство национальной экономики намеревалось переселить 2000 семей[453]. Потерявшие право именоваться «узбеками» или «русскими» советские граждане прибывали в болота Амударьи, чтобы погибать там в качестве «таджиков».

В частных разговорах советские составители планов прямо называли происходящее катастрофой. Примыкавшие к Афганистану земли находились в хорошем состоянии, но за потемкинской границей скрывались массовые убийства. Значительная часть поселенцев жила в пришедших в упадок «кирпичных юртах», построенных до 1937 года; менее чем у 10 % семей были сносные жилища[454]. Из 20 тысяч переселенных в регион с 1932 года семей 11 070 покинули свои места[455]. Тем не менее последний довоенный план переселения предусматривал четырехкратное увеличение числа семей, которые следовало переселить из северного Таджикистана и Гарма на юг[456]. Прежде чем война отменила все эти планы, советская власть успела переселить 61 тысячу семей в южный Таджикистан[457]. По крайней мере пятую часть населения Таджикистана в 1939 году составляли насильственно переселенные мигранты. Поэтому для обездоленного населения юга речной долины проекты переселения казались успешной современной альтернативой, предложенной афганским государством. Север Афганистана и юг Таджикской ССР походили друг на друга гораздо больше, чем это признавали Кабул и Душанбе. Состояние обоих регионов было следствием катастрофической неудачи проектов по созданию в каждой из стран пуштунских и таджикских районов соответственно, хотя эти проекты часто использовали «чужих» работников для обеспечения функционирования современной аграрной промышленности.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых загадок истории
100 знаменитых загадок истории

Многовековая история человечества хранит множество загадок. Эта книга поможет читателю приоткрыть завесу над тайнами исторических событий и явлений различных эпох – от древнейших до наших дней, расскажет о судьбах многих легендарных личностей прошлого: царицы Савской и короля Макбета, Жанны д'Арк и Александра I, Екатерины Медичи и Наполеона, Ивана Грозного и Шекспира.Здесь вы найдете новые интересные версии о гибели Атлантиды и Всемирном потопе, призрачном золоте Эльдорадо и тайне Туринской плащаницы, двойниках Анастасии и Сталина, злой силе Распутина и Катынской трагедии, сыновьях Гитлера и обстоятельствах гибели «Курска», подлинных событиях 11 сентября 2001 года и о многом другом.Перевернув последнюю страницу книги, вы еще раз убедитесь в правоте слов английского историка и политика XIX века Томаса Маклея: «Кто хорошо осведомлен о прошлом, никогда не станет отчаиваться по поводу настоящего».

Илья Яковлевич Вагман , Инга Юрьевна Романенко , Мария Александровна Панкова , Ольга Александровна Кузьменко

Фантастика / Публицистика / Энциклопедии / Альтернативная история / Словари и Энциклопедии
Ислам и Запад
Ислам и Запад

Книга Ислам и Запад известного британского ученого-востоковеда Б. Луиса, который удостоился в кругу коллег почетного титула «дуайена ближневосточных исследований», представляет собой собрание 11 научных очерков, посвященных отношениям между двумя цивилизациями: мусульманской и определяемой в зависимости от эпохи как христианская, европейская или западная. Очерки сгруппированы по трем основным темам. Первая посвящена историческому и современному взаимодействию между Европой и ее южными и восточными соседями, в частности такой актуальной сегодня проблеме, как появление в странах Запада обширных мусульманских меньшинств. Вторая тема — сложный и противоречивый процесс постижения друг друга, никогда не прекращавшийся между двумя культурами. Здесь ставится важный вопрос о задачах, границах и правилах постижения «чужой» истории. Третья тема заключает в себе четыре проблемы: исламское религиозное возрождение; место шиизма в истории ислама, который особенно привлек к себе внимание после революции в Иране; восприятие и развитие мусульманскими народами западной идеи патриотизма; возможности сосуществования и диалога религий.Книга заинтересует не только исследователей-востоковедов, но также преподавателей и студентов гуманитарных дисциплин и всех, кто интересуется проблематикой взаимодействия ближневосточной и западной цивилизаций.

Бернард Луис , Бернард Льюис

Публицистика / Ислам / Религия / Эзотерика / Документальное
Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное