Гуманитарное вторжение. Глобальное развитие в Афганистане времен холодной войны

При этом новая «метановая» цивилизация основывалась на нескольких развернутых предположениях о тесной связи между социализмом и добычей углеводородов. Некоторые из этих предположений оказались особенно хрупкими, причем именно в СССР. Баку, родина российской нефтяной промышленности, чеченский город Грозный в 300 милях к северу от Баку; Майкоп у Черного моря — вот образы того, чем мог бы стать Афганистан. Но на самом деле такие города переживали период упадка. В Баку «даже в 1966 году, во время послевоенного пика добычи, общий объем азербайджанской нефти не мог достичь уровня 1940 года — 22,2 млн тонн»[490]. В Приволжско-Уральском месторождении добыча стала падать в середине 1960‐х годов[491]. И только открытие «сверхгигантских» месторождений в Западной Сибири обеспечило рост советской нефтяной промышленности. К 1970‐м годам именно сибирские скважины в Тюмени, Нижневартовске и Тарко-Сале, а не прикаспийские или приволжские источники стали надеждой углеводородного социализма[492].

Эти перемены поставили под угрозу существовавший в СССР общественный договор. Месторождения Западной Сибири в 1983 году еще давали работу двумстам тысячам человек, однако положение с занятостью менялось[493]. В середине 1970‐х годов в Тюмени распространился так называемый «вахтовый метод», в соответствии с которым бригада бурильщиков прилетала в Сибирь на работу на две недели. В середине 1980‐х вахтовики выполняли «35–40 % всего объема бурения и примерно четвертую часть ремонта скважин»[494]. Данная система была основана на концепции труда как переменных затрат, которые можно перенести на тысячи миль вслед за капиталом, а не на концепции фиксированных затрат, связанных с конкретными объектами. Характерно, что, когда газовики, работавшие на гигантском месторождении, пытались вызвать к себе жен и детей из соседнего города, партработники насильно отправляли тех обратно[495].

Перемены в производстве, как их понимали марксисты, должны были привести к переменам в сознании. Западные исследователи угольной промышленности давно отмечали, что «сама география рабочих мест внутри шахты» способствовала росту социал-демократических настроений среди шахтеров[496]. Жители Сибири понимали это лучше всех: они выступали против использования «вахтового метода» в своих регионах. Так, К. И. Миронов, первый секретарь Ямало-Ненецкого окружкома КПСС, в интервью газете «Правда» говорил: «Человеческие ценности не всегда можно перевести на язык экономических категорий. <…> Временщик подчас несет чуждую обществу психологию, потребительский подход к делу, рваческое отношение к природе»[497]. Возможно, он был прав: местные изо всех сил пытались доказать правительству, что надо затрачивать большие средства на создание оседлых сообществ газовщиков и нефтяников; однако на сохранение «вахтового метода» работала тенденция к «экономности» в энергетической политике.

Ресурсы, благодаря которым можно было представить Афганское государство реально существующим, оказывали большое влияние на расхожие понятия и категории. «Вода» заставляла мыслить в категориях плотности населения и местных политических экономий. Понятия «вода», «солнечный свет» и «пахотный слой почвы» можно было перевести в калории, способные питать и удерживать на одном месте оседлое население. Энергоемкие, но несъедобные ресурсы — нефть и газ — это средства превращения изначальной солнечной энергии в энергетические единицы, способствующие промышленной трансформации и появлению пролетарского сознания. Представление о «рабочем сознании» могло быть иллюзорным и даже опасным, но советские экономисты видели в нем залог безопасности. Превращенные в нефть и газ, пущенные по трубопроводам советской постройки, углеводороды превращались в деньги — те рубли, о которых так пеклись экономисты из ГКЭС. Более того, нефть и газ безусловно принадлежали афганскому национальному государству. Никто не утверждал всерьез, что воды Гильменда или газовые месторождения под Шиберганом принадлежали кому-то другому. Однако в обоих случаях национальные мечты о едином народном хозяйстве или социалистическом развитии роковым образом сталкивались с возможностями афганского государства, создавая противоречия, которые не могло разрешить увеличение помощи в целях развития страны.