Гуманитарное знание и вызовы времени

Платон называет философию мудростью, ибо она вселяет стремление к божественной мудрости. Конечная цель заключается в том, чтобы уподобиться Богу, т. е. творить добро, а для этого необходимы добродетели, которых поэтому достаточно для счастья. Таким образом, благо человека на земле оказывается внутренне связанным с представлением о божествах, которым следует подражать и благодаря этому как воплощать идеал человека, так и выполнять дело Бога на земле.

Добродетельных людей Диоген Синопский называл подобиями богов, любовь – делом бездельников. По его мнению, мужам, достигшим сходства с богами, дано довольствоваться немногим.

Стоики не отрицали и непосредственное общение с божеством: так, Зенон обратился к оракулу с вопросом, как ему жить наилучшим образом, и Бог ответил: «Взять пример с покойников»; Зенон понял, что это значит, и стал читать древних писателей. Мудреца этот философ считал божественным, потому что тот как бы имеет в себе Бога, между тем как дурной человек безбожен. Мудрец благочестив, ибо он искушен в уставах, относящихся к богам, а благочестие – это и есть знание о служении богам. Он будет приносить жертвы богам и блюсти чистоту, потому что прегрешения перед богами противны ему, и он любим богами, потому что он свят и праведен перед ними. Только мудрец есть настоящий священнослужитель, потому что он сведущ в жертвоприношениях, основании храмов, очищениях и прочих заботах, относящихся к богам. Мудрец будет также молиться богам, испрашивая у них благ (так говорит Посидоний в I книге «О надлежащем» и Гекатон в III книге «О невероятном»). Но Пифагор запрещает молиться о себе, ибо в чем наша польза, мы не знаем. Он также предписывал изображения Бога в перстне не носить. Предписывал он не допускать закланий богам и поклоняться лишь бескровным жертвенникам. Богов чтить выше демонов, героев выше людей.

6. Проблема атеизма

Атеистическое, как и неблагочестивое отношение к богам Диоген Лаэртский резко осуждает (в эпизоде с Орфеем) или высмеивает (в случае с Бионом), говоря о первом: «Те, кто приписывают открытие философии варварам, указывают еще и на фракийца Орфея, называя его философом, и притом древнейшим. Но я не знаю, можно ли называть философом человека, который говорил о богах так, как он; да и вообще не знаю, как назвать человека, который бесстыдно приписывает богам все людские страсти, в том числе такие мерзкие дела, которые редкому человеку и на язык придут» (I, 5).

И о втором (Бионе): «В своих беседах с близкими ему людьми он высказывал много безбожных мыслей, заимствованных у Феодора. Однако потом, когда он заболел, – так рассказывают жители Халкиды, где он умер, – он дал надеть на себя амулеты и покаялся во всем, чем грешил перед богами. Так он и умер, а я написал о нем такие сатирические стихи: Поэт Бион, борисфенит… Как мы слыхали, говорил: “Богов не существует!” Когда б на этом он стоял, то мы сказать могли бы: “Что думает, то говорит: хоть худо, да правдиво”. Но ныне, тяжко заболев, почуяв близость смерти, Он, говоривший: “Нет богов!”, на храмы не глядевший, Он, издевавшийся всегда над приносящим жертвы, Не только начал возжигать и тук и благовонья На очагах и алтарях, богам щекоча ноздри, Не только говорил: “Винюсь, простите все, что было!”, Нет, взяв у бабки талисман, чтобы носить на шее, Он, полон веры, обвязал кусками кожи руку И двери дома осенил шиповником и лавром, Готовый все перенести, чтоб с жизнью не расстаться. Дурак, хотел он подкупить богов – как будто боги Живут на свете лишь тогда, когда ему угодно! И лишь когда, почти прогнив, свою он понял глупость, То, руки простерев с одра, вскричал: “Привет Плутону”» (IV, 54–57).

Тему наказания за нечестие Диоген Лаэртский не менее убедительно иллюстрирует и в своем эссе о Пифагоре рассказом Иеронима, который говорит, что, когда Пифагор сходил в Аид, он видел там, как за россказни о богах душа Гесиода стонет, прикованная к медному столбу, а душа Гомера повешена на дереве среди змей (VIII, 21).

О Хрисиппе Лаэрций также говорит, что тот «выдумывает гадости про Геру и Зевса и целых 600 строк пишет такое, чего никому не повторить, не замарав рта», так что, говорят, что эта выдуманная им история под стать не богам, а блудилищам (VII, 187–188).