Из интервью Льва Гумилева: «Однажды меня, например, пригласили в МИД для того, чтобы я прочитал им лекцию о межнациональных отношениях. Я им рассказывал о том, что такое этнос, который теперь называют нация, какие фазы он переживает и что от этих фаз можно ждать в будущем. Но там, в МИДе, по-видимому, хотели услышать советы, а я советов не даю. Советы – это по их части. Я могу научить человека разбираться в чем-то, но выписать рецепт я не могу и не хочу. Тем более что все рецепты им без меня известны».
МЕЖДУ ЮБИЛЕЯМИ
В декабре 1986-го Гумилев приехал в Москву на восьмидесятилетие академика Лихачева. После юбилея Гумилева пригласили в Центральный дом литераторов. Там его принимали намного лучше, чем в МИДе. Лев Николаевич читал стихи отца: «Многим тогда показалось, что звучит голос самого поэта», — вспоминал Владимир Енишерлов. Правда, никто из присутствовавших не слышал, как читал стихи Николай Гумилев, но тем интереснее эффект, произведенный Львом Гумилевым. Он вообще очень хорошо читал стихи, особенно стихи Ахматовой и Николая Гумилева.
С 1988-го начали издавать уже и книги Николая Гумилева. Разрешение на будущий выпуск лучших стихотворений Н.С.Гумилева в «Библиотеке "Огонька"» получили еще весной 1986-го. Тираж этой красно-белой серии – 100 тысяч. К лету 1986-го книгу уже подготовили к печати, но Коротич задержал ее выход до марта 1988-го. В том же 1988-м в либеральной Грузии вышел толстый (около 500 страниц) том стихотворений и поэм Николая Гумилева, а в Ленинграде Михаил Эльзон подготовил первое научное издание Н.С.Гумилева в Большой серии «Библиотеки поэта».
А тем временем приближалось столетие Ахматовой, которое предполагалось отметить с масштабом государственным и даже международным: 1989-й ЮНЕСКО объявила годом Ахматовой. Ленинградские власти загодя расселили «ахматовский» флигель Фонтанного дома, хотя концепция будущего музея еще обсуждалась. Музей Ахматовой в 1988-м числился филиалом музея Достоевского, что располагался совсем близко к дому Льва Николаевича. Гумилев по мере сил помогал советами и консультациями, но в общем-то создание музея его не слишком занимало. Еще в 1976-м Эмма Герштейн упрекала его в письме: «5-го 10 лет со дня смерти Анны Андреевны! Пора бы заняться серьезнее вопросом о ее литературном наследии». Но Гумилев дорабатывал «Этногенез и биосферу Земли». Когда ему было заниматься литературным наследием? Где взять время и силы?
Когда летом 1988 года Михаил Кралин уговаривал Гумилева прийти в Фонд культуры, где решалась судьба будущего музея, Лев Николаевич сначала отмахнулся: «Положил я на это дело с прибором…» С трудом Кралин сумел вытащить Гумилева в Фонд культуры. Дорогого гостя привезли на машине и подготовили к схватке.
Дело в том, что Ирина Пунина и Анна Каминская предлагали создать в Фонтанном доме музей русского авангарда, где главным персонажем оказался бы Николай Николаевич Пунин. В противостоянии пунинцев и ахматовцев Гумилев, разумеется, мог взять только сторону последних. Авторитет единственного сына и наследника и слава непобедимого мастера дискуссий делали Гумилева важной, даже незаменимой фигурой в предстоящей партии, которую Кралин назвал «генеральным сражением». Поэтому литературовед и не пожалел усилий: «…это был блестящий спектакль из истории нравов, и он играл в этом спектакле во всеоружии ума и таланта». Гумилев выступал после Анны Каминской, уже немолодой дамы. С присущими ему остроумием и бесцеремонностью он высмеял чужую идею:
«Ты, Анька, очень хорошо рассказала, кто в какой комнате жил. Только ты почему-то забыла упомянуть свою родную бабушку Анну Евгеньевну, а ведь она была очень порядочным человеком! Ну ладно, давайте устроим музей-гарем: ты, Ирка, развесишь фотокарточки своих любовников, я повешу свою Птицу, то-то будет славно!»
Пунины этот бой проиграли, но открывшийся в июне 1989 го Музей Ахматовой Гумилев все равно не жаловал. Вероятно, из-за тягостных воспоминаний – ведь на Фонтанке, 34 прошли не лучшие годы: «жить мне, надо сказать, в этой квартире… было довольно скверно», — вспоминал он. Гумилеву больше нравился народный музей Ахматовой, открытый еще в 1976 году в ПТУ на Кронштадтской, 15 благодаря усилиям простой учительницы Валентины Андреевны Биличенко и ее помощников. Любопытно, что ПТУ работало при судостроительном заводе имени А.А.Жданова.
Возможно, Лев Николаевич недолюбливал Музей Ахматовой по другой причине: Гумилеву не нравилось, что семейная жизнь его матери стала предметом научных исследований. А кому это, собственно говоря, понравилось бы? Есть такой анекдот. Будто бы историку Петру Ивановичу Бартеневу, издателю журнала «Русский архив», явилась Екатерина Великая: «Сукин сын! — сказала государыня ученому. — Уж как я старалась многое укрыть от потомков, а ты узнал обо мне всё…» С этими словами императрица ударила историка веером по носу.