На третий день ожидания Гуннхильд, не находя себе места от беспокойства, тайком сделала рунный расклад. Но, едва глянув, зажмурилась и смешала руны на белом платке: защита богатства сопровождалась угрозой смерти от врагов так явных, так и тайных. Горм и Тюра держались с невозмутимым достоинством, но были более обычного молчаливы и даже немного рассеянны, чего сами не замечали. И их мысли вращались вокруг отсутствующих детей, из которых каждому по-своему грозила серьезная опасность. Гуннхильд подозревала, что и они пытались вопрошать о будущем руны, но и их ответ не порадовал. Не случайно Горм принес жертвы – по барашку к камню Фрейи и к Дому Фрейра, пытаясь выкупить у богов и судьбы удачу для рода. Или хотя бы жизнь своих детей.
Однако новости нашли ее сами. Прогуливаясь неподалеку от усадьбы, Гуннхильд увидела бредущего до дороге Кетиля Заплатку.
– Как поживают в Эклунде? – спросила она, когда нищий со своей клюкой доковылял до нее и поклонился.
– Не сказать, чтобы очень хорошо. – Кетиль покачал растрепанной полуседой головой и многозначительно подмигнул. – Тамошняя хозяйка связалась с дурными людьми.
– Хлода? – Гуннхильд еще раз огляделась, но, к счастью, никого поблизости не было.
– Она сказала правду, когда поклялась, что не делала ту руническую кость. Ее сделал кое-кто другой. Там в лесу за усадьбой живет одна дурная женщина, что знается с ворожбой. И госпожа знает к ней дорожку – я сам видел, как она однажды ходила туда под вечер, а все домочадцы в это время думали, что она лежит у себя в спальном чулане. Она притворилась, будто ей дурно, и улеглась в постель, а сама тайком вышла и пустилась бежать через лес, так что я, хотя меня не тошнит, едва смог за ней угнаться. Зато госпожа привела меня прямехонько к такому дому, что впору в нем гнездиться троллям. На всех хуторах в округе про этот дом знают. Там живет ведьма – и мать ее была ведьма, а отец, должно быть, какой-нибудь тролль. Уллой ее зовут, но только никто ее к себе-то не зовет, а если кому есть до нее нужда, то ходят к ней туда, в лес. Говорят, она умеет наводить порчу, отнимать ветер, красть улов – еще пока он в море. К ней ходят, если кому нужен попутный ветер – она продает его. Ну, в этом люди сознаются. Если кто хочет навести болезнь, или безумие, или смерть на своего врага, о таком ведь не станешь говорить. И если госпожа из Эклунда подружилась с такой женщиной, это к добру не приведет.
– Ну уж если она связалась с настоящей ведьмой, то сильно похоже на правду, что та кость предназначалась мне. Но ничего у них не вышло – Асфрид сделала мне палочку с рунами защиты, а уж она разбиралась в рунах получше, чем какая-то лесная троллиха! Я даже не успела лечь в ту постель, куда она сунула свою пакость, и Хлода в тот же час сама о ней рассказала. Она думала, что меня обвинят, но совать руки в кипяток вместе со мной не захотела. А гнева богов так испугалась, что упала в обморок! Несчастная! – Со смесью презрения и досады Гуннхильд покачала головой. – Надеюсь, теперь она будет думать о своем ребенке, а не о том, как бы погубить кого-нибудь.
– А может, и не так, – возразил Кетиль, с таким непринужденным видом, будто они толковали о погоде. – Может, теперь она еще больше озлобится против тех людей, что грозят ее будущему ребенку.
– Но я-то ничем ему не угрожаю!
– Сдается мне, молодая госпожа говорит неправду. – Кетиль поклонился со смиренно-лукавым видом, за который его так любил епископ. – Из-за молодой госпожи та бедная женщина может лишиться мужа, а ее будущий сын – королевства.
– Рано ему делить с кем-то королевство. Оно достанется Кнуту, после него – его сыну Харальду, Гормову внуку, потом – моим сыновьям от Кнута. И только после них всех – Харальду и его сыну! Да и вообще – может, Хлода еще родит девочку! – мстительно предположила Гуннхильд.
– Нет, она родит мальчика, – уверенно ответил Кетиль. – И всего две задницы будут греть для него конунгово сиденье.
– Что?
– Сдается мне, чтобы стать конунгом, ему надо будет пережить только деда и отца. А для Харальда было бы лучше, если бы этот ребенок вообще не родился. И самое лучшее было бы избавиться от него и его матери сейчас, пока еще не поздно.
Гуннхильд застыла, сомневаясь, верно ли расслышала. Ее возмущало поведение Хлоды, но и в голову не пришло бы ответить чем-то подобным.
– Ты что же… думаешь, что я способна подложить ей такую же пакостную косточку? – со смесью изумления и возмущения пробормотала она. – Да… Харальд сразу убьет меня, если что-то подобное найдут у нее!
– Верно, поэтому лучше сделать иначе. Если мы отдадим богам Хлоду с ее ребенком, тебе и твоим детям ничто не будет грозить, да и для Харальда так будет лучше.
– Отдадим… богам? – Гуннхильд с трудом верила ушам.
– Это хорошая жертва. – Кетиль кивнул, будто осматривал свежевыловленную рыбину. – Госпожа как-никак дочь конунга, хоть и не самого удачливого. И сын ее – королевского рода с двух сторон. Если ты принесешь такую жертву за Харальда, то у него будет много сыновей, но ни один из них не помыслит на него зло и не соберет войска.
– Я… принесу?