Увидев бледное лицо измученной девушки, он подумал, что она уже все знает, и молча посторонился.
Гуннхильд никак не могла сообразить, где Кнут и почему Тюра в повозке так расстроена. При ее появлении королева не пошевелилась, не взглянула на нее.
А потом Гуннхильд увидела то, что лежало в кузове повозки рядом с Тюрой, и поняла, откуда идет сильный неприятный запах. Это было что-то, похожее на бревно, плотно обмотанное просмоленной шкурой и обвязанное веревками.
Сквозь шкуру было не видно, что там внутри. Но Гуннхильд вдруг поняла: она и так знает. Размер и очертания свертка, горестное лицо Тюры, запах дали ей ответ. «Умрет он весело, как все, что делают молодые»…
Там внутри – Кнут. Мертвый. Вот какое знание она вынесла из этой жуткой ночи.
Неясно было, что поразило ее сильнее: смерть жениха или то, что она знала об этой смерти заранее и ее предвидение сбылось. Грудь пронзила острая боль, все вокруг поплыло. Гуннхильд попыталась уцепиться за борт повозки – той самой, на которой ее с женихом торжественно везли домой в День Госпожи, – но бессильные пальцы лишь скользнули по резному дереву, и она без чувств повалилась прямо под ноги Горму. Ее рыжие волосы разметались по земле, будто лучи заходящего солнца.
Часть 3
– Посмотри, госпожа, вон уже видно Борг! – Регнер-ярл остановился рядом, придерживаясь за канат, и кивнул куда-то вперед, по ходу корабля. – Вот туда тебе стоит отправиться первым делом и поблагодарить богов за то, что все твои дела сложились благополучно. Кто был мог ожидать… без милости богов этого бы не случилось.
– Я так и сделаю, – безучастно кивнула Гуннхильд и подавила вздох.
Она сидела в кожаной палатке на корме, с откинутым пологом, чтобы можно было смотреть по сторонам. Сейчас погода выдалась хорошей, дождь не шел, в укрытии не было нужды. Близилась ночь, солнце садилось над зеленой равниной впереди. Над пылающим шаром поднимались столбы желтого света, а по сторонам облака были залиты красным, будто кровь умирающего светила… Но за время плавания палатка не раз пригодилась: когда дул ветер, заливая корабль брызгами, или шел дождь. Мужчины, одетые в кожаные рубахи, привычно не замечали неудобств, а вот женщины, сопровождавшие Гуннхильд Унн и Богута, совсем измучились и с нетерпением ждали конца путешествия.
А конец уже близился. Озеро Лёг, проливами соединенное с морем, походило на большой морской залив и отличалось от него лишь пресной водой. За проливами теснилось множество островов и островков, большей частью необитаемых; говорили, что их многие тысячи. Ближе к морю лежали низкие, голые камни, торчащие из моря, необитаемые и пустые, если не считать множества морских птиц и тюленей. Между ними еще не так сложно было находить дорогу, главное было не терять направления, следя за солнцем. А дальше пошли внутренние острова: они были уже выше, иной раз как целые горы. На серо-бурых скалах, местами прикрытых тонким слоем почвы, рос лес, мох или трава. Здесь уже кое-где жили люди, охотники на морского зверя и птицу, рыбаки. Дерновые крыши домишек терялись среди зелени берез и сосен.
Проход к населенным островам Адельсё и Бьёрко и внутренним областям земли свеев прикрывали заставы. На заставах старый Бьёрн-конунг держал корабли и дружину. Враждебно настроенным гостям они преграждали дорогу, мирным указывали путь и давали кормчего: ничего не стоило заблудиться среди сотен и тысяч островов и островков.
Гуннхильд замечала, что в иных местах на высоких скалах нанесены известью белые пятна – указатели пути. Здесь уже было похоже, будто плывешь не по заливу или озеру, а по широкой реке со множеством проток. На иных островах зеленый лес спускался к самой воде по серым скалам, где-то их разделяла узкая, видная только вблизи полоска песчаной отмели. Сейчас, на середине лета, земля пестрела множеством цветов; у берегов на мелкой воде, прогретой солнцем, качались сотни круглых листьев кувшинок с белыми цветами, доказывая, что вода здесь пресная. Было красиво: в темно-голубой воде отражалось небо, а над зеленым лесом висели густые белые облака, будто вершины заснеженных гор. Регнер рассказывал, что в Норвегии горы именно такие, огромные и с вечно снежными вершинами.
– Рассказывают, что именно в этих местах Гюльви-конунг когда-то беседовал с богиней-девой Гевьюн, – говорил Регнер по пути. – И разрешил ей в награду за мудрые речи взять себе столько земли, сколько она успеет вспахать за сутки на четырех быках. Тогда она превратила в могучих огромных быков своих четырех сыновей и за ночь пропахала такую огромную борозду, что отделила целую страну. На месте этой земли теперь озеро Лёг, а островки образовались от комьев земли, которая летела из-под плуга Гевьюн. Потом она утащила эту землю дальше в море, и теперь это остров Съялланд. Люди говорят, озеро и остров похожи по очертаниям, так что, наверное, это правда. А поскольку Гевьюн стала женой Скъёльда, сына Одина, и жила с ним на Съялланде, конунги Съялланда говорили, что все остальные конунги данов произошли именно от них и должны признать их старшими.