Гуннхильд, северная невеста

Ни о чем не думая, Гуннхильд с яростным криком выскочила из-за кустов. Метнулась к костру и концом древка опрокинула котелок – варево выплеснулось, наполовину затушив костер. Зашипели угли, взметнулось облако пахучего пара, вскрикнула Хлода.

Когда пар развеялся, Гуннхильд увидела их обеих. Хлода пятилась, глядя на нее с ужасом: наверное, думала, что пением своим призвала случайно какого-то особенно сильного и опасного духа. Вторая женщина – колдунья Улла – не пошевелилась, но глаза открыла. Она была закутана в широкую накидку, кажется, из мелких шкурок, но голова ее оставалась непокрытой, жидкие волосы рассыпались по плечам. Лица ее не удавалось разглядеть в неровном свете луны и отблесков костра. Надо думать, она не сразу вернулась в свое тело из мира духов и поняла, что колдовству помешали.

– Что вы тут затеяли, твари? – гневно вопила Гуннхильд. – Хотите погубить нас всех? Я вам покажу! А ну проваливайте прочь отсюда, а не то я разобью ваши дрянные головы, как старые горшки!

Хлода, наконец узнав ее и сообразив, чем ей все это грозит, вскрикнула и в безрассудном страхе бросилась прочь. Улла зашипела, забормотала что-то, высвободила из-под накидки руку с колдовским жезлом, вскочила и двинулась к Гуннхильд в обход костра.

– Бей ее! – кричал поблизости Кетиль. – Не давай ей говорить!

У Гуннхильд шумело в ушах, перед глазами плыли темные пятна. Но Ключ от Счастья, как живое существо, сам рвался в бой; ей нужно было только поднять его, а там уж лезвие под действием собственной тяжести, скопившее в себе силу многочисленных обрядовых боев, само делало остальное. Не Гуннхильд его, а он ее нес в битву; она прыгнула навстречу Улле и с размаху обрушила на нее секиру. Никогда раньше Гуннхильд не держала в руках боевого оружия, но тысячи раз на протяжении всей жизни наблюдала, как обращаются с бродексом. Улла увернулась, и лезвие вонзилось в землю; колдунья на карачках отползла, потом вскочила, уронив жезл, и теперь у нее в руке оказался нож. Она подалась было в сторону, надеясь убежать и исчезнуть в темноте, но с той стороны вдруг выскочил Кетиль и преградил ей дорогу. Улла замахнулась на него ножом, он отбил ее выпад какой-то палкой. И в этот миг Гуннхильд ударила снова.

Во второй раз она, приноровившись, не промахнулась. Тяжелое лезвие обрядового топора вонзилось в затылок колдуньи и разрубило череп до основания. Улла рухнула наземь, утягивая за собой топор, и Гуннхильд невольно выпустила древко.

Оставшись с пустыми руками, она утратила опору и обессилела – пошатнулась, сделала несколько шагов прочь от костра, пытаясь обрести равновесие. Пламя тем временем выровнялось, и она ясно видела, что рядом с костром лежит тело с засевшим в голове лезвием. И тут же сама Гуннхильд без сил опустилась на землю. Ее ярость прошла, словно вся утекла в этот последний замах, погас огонь внутри. Божество покинуло ее, от усталости и потрясения задрожали ноги.

– Вот это хороший удар! – Кетиль подковылял и выдернул секиру, упираясь ногой в тело мертвой колдуньи. – Сразу видно, что молодая госпожа из рода доблестных вождей!

– О боги, что я наделала…

У Гуннхильд стучали зубы. Но она не помнила, как все это вышло – будто вместе с силами ее покинула и память о недавних мгновениях. Она видела лишь тело женщины с разрубленной головой и черными от крови волосами и Кетиля, вытирающего лезвие секиры о подол убитой.

– Кто ее… кто это сделал? – Гуннхильд еще надеялась, что убийцей стал сам Кетиль.

– Сдается мне, это была Фрейя! – глубокомысленно отозвался он и вручил Гуннхильд Ключ от Счастья. – Я видел ее. Она пришла, помогла тебе спастись от ворожбы и ушла опять. Поблагодари ее. Она спасла тебя.

– Благодарю… – Гуннхильд подняла глаза к сияющей луне, но среди серо-сизых облаков, озаренных бледно-желтыми лучами, не увидела никого.

– Что же ты наделала! – донесся шепот из темноты.

Гуннхильд обернулась, стиснув древко секиры и ожидая увидеть духа. Из тьмы выступила Хлода, при свете луны и впрямь похожая на дух. С распущенными волосами, с выражением досады и бессильной ненависти на красивом лице – как сказала когда-то Асфрид, лицо Харальдовой наложницы выдает пылкость желаний и холодность сердца, – она была похожа на ту женщину-тролля, что ездит по лесам на волке со змеями вместо поводий.

Гуннхильд поднялась, опираясь на Ключ от Счастья и готовая вновь пустить его в ход. Но руки Хлоды были пусты, она не творила заклинаний, а только смотрела на Гуннхильд.

– Какая же ты дура! – с горестным отчаянием проговорила Хлода. – Зачем ты помешала нам?

– Зачем? – в изумлении повторила Гуннхильд. – А по-твоему, я должна была молча смотреть, как вы пытаетесь меня погубить чарами? Может, еще надо было вам подпевать?

– Да, надо было нам подпевать! – раздраженно подтвердила Хлода. – Тебя! Вовсе не на тебя мы плели эти чары!

– Не на меня? Так я тебе и поверила! После того как ты принесла для меня ту гадкую кость, а потом еще пыталась меня обвинить, что это я испортила Ингер!