Гуннхильд, северная невеста

Начали девушки, конечно, с почетного стола. И вот тут Харальд наконец взглянул на Гуннхильд, даже кивнул ей. Ее руки, держащие поднос, задрожали; в душе вспыхнула радость, но и тоска: он подчеркнуто не уделяет ей внимания, будто обижен за что-то или все еще считает ее членом враждебного рода. Ведь они помирились, он принял выкуп за невесту и виру, и мог бы хотя бы на свадьбе быть повеселее!

– Я слышал, молодая госпожа собирается замуж? – пристально глядя на нее, спросил Харальд.

– Да. Надеюсь, в этот раз мне больше повезет, – ответила Гуннхильд, задетая враждебностью его голоса и холодом в глазах.

– Не надейся.

Гуннхильд не была уверена, что правильно расслышала его слова: кругом стоял шум, а они уже должны были идти дальше со своим подносом. Неужели он так сказал? Что это значит?

Вопреки тревожному началу, свадебный пир шел весело: ведь большинство присутствующих составляли знатные жители Бьёрко, а им было не о чем печалиться. Олав уже успел сложить вису в честь подаренного меча и теперь услаждал слух собравшихся, звучным голосом перекрывая шум пира:

Словом скальд восславит
Клык луны ладейной,
В пляске крепких лезвий
Блещет рыба крови.
Дар от Фрейра брани
Тору грома стали,
Выкуп Сунны сыра –
Синий зуб кольчуги.

Затевались разные забавы, игры, устроили состязание между женатыми мужчинам и молодыми парнями: мужчины старались вырвать Рагнвальда из толпы парней в знак того, что теперь он принадлежит к женатым, а те не отпускали. Вышла настоящая драка, и в итоге Рагнвальд, с совершенно растрепанными волосами и в надорванной рубахе, истошно вопя, чуть не влетел в огонь очага. То же самое полагалось проделать с невестой, но из девушек на пиру была только Гуннхильд, поэтому они с Дейрдрой разыграли довольно вялую потасовку, несмотря на подбадривающие крики мужчин. Обе больше оберегали свои праздничные наряды, и Дейрдра довольно быстро отвоевала и перетянула на свою сторону Ингер, которая не слишком старательно пряталась за спиной Гуннхильд.

Ближе к полуночи десяток знатных свидетелей, вооруженных факелами и обнаженными мечами, повели молодых к постели, впервые устроенной для них в спальном чулане. Свидетели оглашали дом пьяными криками, призванными напугать и разогнать злых духов. Гуннхильд, в изнеможении прислонившись к стене, была вынуждена признать, что своей цели они добились. Несомненно, все злые духи, что водятся на острове Бьёрко и соседних ему, утопятся в море со страху.

А затем и она пошла спать. Харальд больше ни разу не взглянул на нее, и на душе у нее было так тяжело, что хотелось остаться одной.

Вот такой же должна была быть ее свадьба с Кнутом, думала она, лежа в темноте пустого женского покоя – все служанки еще оставались на пиру, – и невольно пытаясь различить в шуме голос Харальда. И примерно такой же будет ее свадьба с Хаконом-конунгом. Но, не в силах заснуть, Гуннхильд долго еще сдерживала слезы, отгоняя образы той свадьбы, которую хотела бы увидеть: где она стояла бы возле очага напротив Харальда, и отец ему передал бы ее руку, и им Ингер, уже в покрывале замужней женщины, поднесла бы чашу со свадебным пивом… Гуннхильд так остро ощущала то счастье, которое могла бы при этом испытывать, и боль от мысли, что этого никогда не будет, и ей хотелось сейчас же умереть, чтобы не чувствовать больше ничего. И Харальд смотрел бы на нее с доброй мягкой улыбкой, нежно и бережно держал бы за руку в знак того, что отныне она навсегда принадлежит ему и находится под его защитой…

Еще раз она увидела Харальда наутро – точнее, ближе к полудню, когда если не все, то половина гостей проснулась и вновь уселась, с помятыми лицами и опухшими глазами, за столы в гриде, чтобы присутствовать при выносе невестиной каши. Эту кашу из пшеницы со сливками молодая жена варит наутро после свадьбы и впервые выходит с ней к гостям в белом покрывале замужней женщины. Причем люди Харальда еще ухитрились украсть котел с кашей из кухни и потребовали выкуп со всех женщин, включая новобрачную – по поцелую. Похмельные гости жаждали сейчас явно не каши, но тем не менее честно съедали каждый по ложке и восхищались искусством молодой жены. Тем более что вслед за кашей каждому подавали то, чего действительно хотелось – свежего пива. Светлые кудряшки Ингер были больше не видны под длинным белым покрывалом из шелка, но так она выглядела еще более величественно – настоящая валькирия, угощающая эйнхериев.