Гуннхильд, северная невеста

Раздавая и принимая дары, Гуннхильд все смотрела в толпу, ожидая, желая и где-то боясь увидеть Харальда. Все, что случилось во тьме, казалось сном, но каков он предстанет перед ней при дневном свете? С кем все это происходило – с ней или с богиней, занявшей ее тело? Она знала только, что никогда не испытывала такого потрясения и никогда не была так счастлива, хотя счастье это было окрашено пугающей близостью бездны. И кто был с ней там – Харальд, сын Горма, или иное существо, один из богов, возлюбленный и супруг Сунны – сам Тор?

Зато теперь она поняла, почему Харальд с самого начала их знакомства вызывал в ней такие сильные и противоречивые чувства, почему так притягивал и восхищал ее, одновременно внушая некий страх своей грозной силой. Никогда еще Гуннхильд не встречала человека, в котором так ярко и полно воплотилась бы божественная сила и дух Тора. Даже внешность Харальда – высокий рост, светлые волосы и золотисто-рыжая борода, светло-голубые, как небо, глаза – наводила на мысль о повелителе молний. В нем жил неукротимый и бестрепетный воинственный дух, непримиримая враждебность ко всем злобным и темным силам, но в то же время прямота, открытость, веселость, неизменная бодрость и решительность. И даже то, что он был наделен неутомимой жаждой любви – как она сама теперь знала, – было даром Тора: ведь его, рыжебородого, а не Фрейра, называют своим покровителем земледельцы.

При воспоминании о ночи Гуннхильд охватывал жар. А если учесть, что думать о чем-то другом у нее сейчас получалось плохо, не покажется удивительным, что она была румяна, глаза ее сияли звездами, лицо светилось, и в толпе непрерывно звучали возгласы восхищения ее красотой. Ей было неловко думать о своем женихе, стоявшем от нее по другую руку, но она знала: все случилось так, как и должно было случиться. Сам Тор под личиной великана обнимал в подземелье свою солнечную супругу, и без этого весна могла бы не наступить. Пока шел обряд раздачи даров, чучело Турса успело полностью сгореть. И только тогда наконец появился Харальд.

Завидев младшего сына – уже в человеческом облике, с мокрыми волосами и веселой улыбкой на лице, – Горм сделал знак хёвдингам. Снова зазвучали трубы, и из-за холма вывели коня светло-серой масти. Он был взнуздан и оседлан, причем все металлические детали его снаряжения были сделаны из позолоченной бронзы. Народ затих. Коня подвели к подножию холма, его окружили хёвдинги во главе с Гормом и обоими его сыновьями. Умелой и привычной, сильной еще рукой Горм ударил его в лоб священным каменным молотом. Ноги коня подогнулись, хёвдинги отскочили, и животное рухнуло на свежую траву.

– Сегодня, при свидетельстве людей и богов, мы объявляем обручение моего старшего сына Кнута и Гуннхильд, дочери Олава, – сказал Горм, подойдя к ним с освященным молотом и делая благословляющий знак над склоненными головами пары. – Сегодня они подают друг другу руки и называются женихом и невестой, чтобы через полгода, во время осенних пиров, была справлена их свадьба и далее они назывались бы мужем и женой.

– Мы благословляем их и желаем счастья! – Вслед за мужем королева Тюра возложила свою ладонь на соединенные руки будущих супругов. – Пусть боги пошлют им долгую жизнь, многочисленное славное потомство, богатство и изобилие во всем, кроме бед и несчастий.

– Я дарю тебе это, мой жених и будущий супруг, в знак моей любви и желания жить одной семьей! – Гуннхильд подала Кнуту красную рубаху, сшитую ее руками и украшенную вышивкой поверх полос синего шелка.

– А я дарю тебе это, моя невеста и солнце Дании! – Кнут в ответ подал ей ожерелье из хрусталя и сердолика с серебряными подвесками.

Потом Гуннхильд обменялась подарками со всей родней жениха: часть из них они с бабушкой заготовили еще дома, собираясь в эту поездку, остальное она выбрала главным образом из оставшихся после Асфрид дорогих вещей, тканей и украшений. Хлоде досталось ожерелье из сердоликовых граненых трубочек, желтых круглых стеклянных бусин и бронзовых подвесок в виде фигурок валькирий, а Харальду – позолоченная застежка на плащ в виде кольца, искусной работы, с головами драконов на концах.

Принимая ответный подарок, Гуннхильд едва могла поднять на него глаза. Он выглядел почти спокойным, только слишком серьезным: в день обручения старшего брата ему полагалось бы выказать немного более радости.