Гуннхильд, северная невеста

Королева оказалась права. Владелец корабля имел самые мирные намерения, которые и подтвердил немедленно, как только сошел на берег. Это был человек лет пятидесяти, невысокого роста, плотного сложения и внушительного вида; в рыжеватых волосах уже проглядывала седина. Никто еще здесь его не видел, однако, когда он назвал свое имя, сам Горм вышел ему навстречу. Не будучи королевского рода, этот человек пользовался известностью и уважением не меньшим, чем иные конунги. Это был ярл из Хладира, по имени Сигурд Щедрый, по праву считавшийся одним из самых мудрых людей в Норвегии. В свое время он помог пятнадцатилетнему Хакону, младшему сыну прославленного Харальда Прекрасноволосого, убедив бондов признать его конунгом, и впоследствии Хакон назначил его правителем области Трёнделаг.

В Эбергорде устроили пир, и сама Тюра, когда Сигурд вступал в дом, поднесла ему окованный позолоченным серебром рог. Его усадили на самое почетное место – напротив помоста, на котором сидел Горм, – и угощали гостя Ингер и Гуннхильд. Сигурд оказался очень приятным человеком, полностью заслужившим свою славу – мудрым, рассудительным, дружелюбным и щедрым. Таких подарков, какие он поднес каждому члену Гормовой семьи, они не получали давно: здесь были серебряные чаши тонкой работы, ларцы, украшенные резной слоновой костью, позолоченные блюда, златотканые одежды.

– Если обе эти прекрасные девы – твои дочери, то скажу я, что давно не видел столь счастливого отца! – заметил он Горму, показывая на девушек, которые наливали ему вина и подавали мясо.

– Я не был так счастлив изначально, но боги одарили меня приобретенным благом, – ответил конунг. – Только одна из этих дев – моя дочь. Вторая, та, что с волосами цвета янтаря, – Гуннхильд, дочь Олава, из ютландских Инглингов. На День Госпожи мой старший сын Кнут обручился с ней, на осенних пирах мы думаем справить свадьбу, и тогда она тоже станет моей дочерью.

– Желаю будущим супругам всяческого блага! – любезно кивнул Сигурд. – А твоя собственная дочь ведь еще не обручена?

– Пока нет. Моя дочь – сокровище нашего дома, и мы не спешим выдавать ее за кого придется.

– Это очень мудрое и правильное решение! – одобрил Сигурд. – Твоя дочь может украсить собой дом любого конунга, даже самого богатого и могущественного, и я уверен, что боги пошлют ей счастливую судьбу.

Ингер улыбнулась, благодаря за пожелание. И, как заметила Гуннхильд, внимательно за ней наблюдавшая, метнула украдкой взгляд на Рагнвальда.

Мудрые и учтивые гости не спешат с порога выкладывать, зачем прибыли через море, а мудрые и учтивые хозяева не торопят их. Сигурд-ярл прожил в Эбергорде несколько дней, прежде чем приступить к делу. По вечерам он охотно рассказывал о своем повелителе, Хаконе-конунге, носившем прозвище Добрый за стремление со всеми жить в мире – что сильно отличало его от сводного брата Эйрика, который славился как задира среди конунгов и ссорился со всеми, с кем приходилось встречаться. Тюра и Горм уже не раз пожалели в душе, что отдали за Эйрика старшую дочь, к тому же он не оправдал надежд и утратил державу своего отца, Харальда Прекрасноволосого.

– Правду говорят, что в Хаконе-конунге возродился его отец Харальд? – спрашивала Тюра. – Мы от многих слышали об этом.

– Не совсем так, королева! – отвечал Сигурд-ярл, в задумчивости пропуская свою небольшую рыжеватую бородку сквозь пальцы, на которых сверкали драгоценные перстни удивительной работы. – Бывает, что герои древности рождаются вновь, но для этого им ведь нужно умереть в старом обличье прежде, чем родиться в новом. А когда умер Харальд-конунг, Хакону было уже пятнадцать лет. Но это правда, что когда он приехал из Бретланда, где воспитывался, к нам в Трандхейм, многие люди, увидев его, сказали, что это вернулся Харальд Прекрасноволосый и снова стал молодым – так Хакон был приятен видом, учтив и разумен, так мудро и складно держал речь перед людьми, что и впрямь дивно для пятнадцатилетнего. Только в одном было отличие: Харальд-конунг отнимал землю у людей, которые не желали ему подчиняться, а Хакон поступил наоборот: он пообещал вернуть эти землю прежним владельцам, если они признают его конунгом и станут во всем поддерживать. Так и получилось, что у нас в Трандхейме его признали конунгом всей страны, и после того поддержали его тинги в Упплёнде и Вике.

Что за этим последовало, рассказывать было ни к чему: Хакон набрал войско, с которым изгнал из страны Эйрика. Поэтому Сигурд говорил о другом: о мудрых и справедливых законах, которые учредил Хакон, о расширении прав бондов на тингах.

– А это правда, что Хакон принял в Бретланде Христову веру? – спросил Горм, бросив взгляд на Харальда, который явно хотел задать тот же вопрос.