– И не станет он объединяться с нашими врагами – он ведь не викинг! Он ни разу в жизни не ходил в морской поход! Может, он просто трус, этот ваш дружелюбный и красноречивый Хакон! Потому он и позволяет бондам стянуть с него последние штаны и насильно кормить жертвенным мясом, лишь бы остаться со всеми в дружбе! Он и места конунга добился только тем, что разбросал и растерял все завоевания своего отца, отдал обратно все то, ради чего тот сражался всю жизнь! Не хочу даже думать, что пришлось бы перенести мне, если бы я стала его женой!
– Скорее всего, тебе придется перенести неполное крещение, – ответил отец. – Но это не смертельно, и епископ подтвердит.
– И ты согласишься, чтобы я приняла крещение? – изумилась Ингер. – Отказалась от наших богов?
– Гунн же крестилась вместе с мужем и детьми.
– Вот за это ее боги и наказали потерей всего! – нашлась Ингер.
– Зато Хакону Христос, сын Марии, отдал это
– А Харальд?
– Харальд… Не знаю, как он, а вот его жена, я смотрю, не на шутку задумалась.
– И правда, ей, бедняжке, наши боги не очень-то помогли, – вздохнула Тюра. – Я уже говорила Харальду, что придется подыскать ему вторую жену, но он и слышать об этом не хочет.
Гуннхильд опустила глаза: не очень-то ей было приятно слышать о том, как сильно Харальд привязан к своей наложнице, к тому же бездетной. Но и если бы он обзавелся еще одной женой, Гуннхильд это не порадовало бы.
– И давно ты говорила с ним об этом? – спросил у жены Горм.
– Да вот только что, на пиру в День Госпожи.
– Ну да пусть Хлода попытает счастья у Христа и матери его Марии, – махнул рукой Горм. – Если они и правда так добры к убогим, может, Хлода наконец родит и Харальду не понадобится другая жена. Зато я, если мне удастся женить Кнута на Гуннхильд и выдать тебя за Хакона, буду считать этот год одним из самых удачных в жизни.
Судя по лицу Ингер, она-то вовсе не считала год своего предполагаемого брака с Хаконом таким уж удачным. Однако твердость намерений своих родителей она поняла и больше не стала спорить.
Кетиль Заплатка вернулся на следующий день, и Рагнвальд сам увидел его в гриде. Но разговор их если и состоялся, то глубокой ночью и втайне, и Гуннхильд ничего об этом не знала. Зато лицо Ингер, когда они увиделись наутро, значительно прояснилось.
Гуннхильд понимала, что затевается нечто нешуточное, но предпочитала ни о чем не спрашивать брата. Если ему понадобится помощь, он сам обратится к ней, а если справится сам, то лучше ей потом иметь возможность поклясться, что она ничего не знала!
Из разговоров хирдманов она уловила, что у Фроди Гостеприимного сейчас стоит три или даже четыре купеческих корабля. Два из них идут к Хейдабьору, два – в другую сторону, в Бьёрко.
И поэтому, когда еще через два дня оказалось, что ни Ингер, ни Рагнвальда нет нигде в усадьбе, Гуннхильд нисколько не удивилась.
Накануне Ингер говорила матери, что хочет съездить в Эклунд, поэтому поначалу Тюра лишь удивилась, что дочь поднялась так рано и ни с кем не простилась. Хватились не ее, а Рагнвальда, и то ближе к полудню. Рана его настолько зажила, что он уже ходил, опираясь на костыль, но куда он мог отправиться из усадьбы? Убедившись, что гостя-пленника нигде нет, Горм переменился в лице, нахмурился и приказал немедленно отыскать Ингер и Гуннхильд. Но нашли только вторую – она смирно сидела возле Тюры. А когда ее спросили, где ее брат и конунгова дочь, лишь побледнела и схватилась за щеки.
– Я думал, она тоже исчезла! – Горм посмотрел на жену.
– Но почему! – невольно вскрикнула Гуннхильд, пораженная пришедшей мыслью. – Почему они не взяли меня с собой!
– Куда не взяли? – Горм повернулся к ней.
– Я не знаю! Но если ты думаешь, что они сбежали…
– Я думаю именно так! – сурово подтвердил Горм.
– Они же могли… – прошептала Гуннхильд, только сейчас сообразив: если ее брат задумал побег с одной девушкой, что ему мешало взять двух?
Пока у нее были одни подозрения, она не задавала брату вопросов. Но сейчас, когда поняла, что с нее могут спросить ответа за этот побег, ей сразу стало ясно: лучше бы и она бежала вместе с теми двумя.
Хотя нет. После первого всплеска чувств она вспомнила о своем долге: ведь она дала обещание стать женой Кнута, добровольно объявила о своем согласии. Как же она теперь могла бежать – боги не простили бы ей нарушения клятвы в священный день на священном месте. И та же клятва защищает ее: Горм не обидит невесту своего старшего сына и наследника. Да и Ингер, отдавшись в руки одного из Инглингов, обеспечила оставшейся у Кнютлингов Гуннхильд безопасность.