Гуннхильд, северная невеста

Ветер развевал ее янтарные волосы, как языки небесного огня, и всякий, кто способен был чувствовать, ощутил вдруг, что само небо спустилось сюда и слова ее проникают в самое сердце мироздания. Каждый дрогнул и переменился в лице, Кнут хотел что-то сказать…

А Харальд вдруг ощутил некое движение у себя за плечом. Почти ожидая увидеть там посланца богов – скорее посланницу, Шлемоносную Деву в кольчуге и с копьем, – он обернулся и увидел, что Хлода без единого звука падает к его ногам. Он попытался ее поднять, но женщина была без чувств и висела у него на руках.

– Что ты с ней сделала! – в негодовании крикнул он. – Ты призвала на нее гнев богов, потому что она тебя обвинила, а ты ведь знаешь, почему она тебя так не любит! У нее есть для этого причины!

– Ни у кого нет причин обвинять меня в черном колдовстве! – дрожа, но стараясь сохранить присутствие духа, ответила Гуннхильд, сама немного испуганная действием своих слов.

И в то же время она вовсе не удивилась, что гнев небес пал именно на Хлоду. Какая-то мысль бродила на границе сознания, но Гуннхильд никак не могла ее ухватить.

– Отнесите ее в покой! – распорядился Горм. – А это… – Он снова взялся за клещи и посмотрел на косточку, лежащую на земле. – Огонь в очаге горит? Надо уничтожить ее поскорее, а то безумие и беспокойство распространяется все шире! А тебе пока лучше посидеть в том чулане, – обратился он к Гуннхильд. – Люди волнуются, так будет лучше для всех.

– Но конунг, ты же не веришь, что… – Кнут схватил Гуннхильд за руку.

– Я не знаю, во что мне верить! – теряя терпение, воскликнул Горм. – Нужен сам Один, чтобы разобраться, откуда все эти напасти! У меня нет еще ни одной настоящей невестки, зато бабьей злобы, безумия и даже черной ворожбы уже полон дом!

* * *

И вот Гуннхильд снова в знакомом и привычном чулане. Ее лежанку из бочек и досок давно убрали, но постель Рагнвальда, на которой он спал только вчера, осталась нетронутой. На ней и сидела Гуннхильд, еще дрожа от возбуждения и пытаясь собрать мысли в кучу. Она была полна негодования и знала, что согласится на любое испытание, лишь бы избавиться от обвинения в черной ворожбе. Можно решиться на что угодно, чтобы избавить от бесчестья род, которому и так грозит исчезновение! Рагнвальд… Она не знала, чем обернется его бегство – гибелью или спасением. Спешно снаряжали два корабля, сыновья Горма бросили жребий, кому плыть в Хейдабьор, а кому на Бьёрко – никто ведь не знал, на какое судно сели беглецы. Но если их настигнут на полпути, то Рагнвальда непременно убьют, а Ингер вернут домой и выдадут за Хакона Доброго. Если, конечно, удастся скрыть ее бегство от Сигурда, которому послал приглашение погостить Фроди.

Настал вечер, в доме улеглись рано, за стенами все стихло. Фитилек еще мерцал в светильнике, но Гуннхильд свет был не нужен: она сидела без всякого дела, но и спать не могла. Через какое-то время к ней зашел Кнут. Вид у него был странный: потрясенный, опечаленный и обрадованный одновременно.

– Ты знаешь, что оказалось! – с порога начал он возбужденным шепотом.

– Что? – Гуннхильд подняла глаза.

– Мать сказала, Хлода беременна! Она поэтому упала в обморок, а не из-за тебя!

– Вот как? – Гуннхильд постепенно соображала, что означает эта новость. – Впервые за пять лет… Наверное, все очень рады.

– Еще как!

– А что теперь твои родители думают об этом деле?

– Они не знают, что думать. – Кнут сел рядом с ней на лежанку. – Отец говорит, нужно расспросить людей, не видел ли кто чего, ну, насчет кости. А я завтра на рассвете уйду в Бьёрко. Мне досталось по жребию. А Харальд – в Хейдабьор. Он хочет, чтобы ты до его возвращения сидела здесь, – он окинул взглядом чулан, – хотя велел, чтобы Хлоду завтра отвезли в Эклунд.

– Не знаю, желать ли тебе удачи, – грустно сказала Гуннхильд. – Я хочу, чтобы вы с Рагнвальдом не встретились. Иначе… я боюсь потерять одного из вас, а вы дороги мне оба.

– Ну зачем он это сделал! – Кнут в досаде ударил себя по колену. – Такой славный парень, веселый, смелый! Мы подружились. Я думал, он друг нам. Думал, мы станем родичами и будем всегда заодно…

– Вы станете родичами и будете всегда заодно, – без особого подъема заверила Гуннхильд. – Он к этому и стремился.

– Но зачем же так!

– А разве твой отец отдал бы за него Ингер?

– Ну… Однако, согласись, он был нашим гостем, мы обошлись с ним по-доброму, раз уж он брат моей невесты, а он поступил вероломно!

– Не могу отрицать. Но, видишь ли, он ведь тоже сын конунга. И тоже хочет быть конунгом во владениях своих предков, как и ты. И если он успеет заключить брак с Ингер, то вам придется считаться с ним как с родичем.

– Как он может заключить брак, если ее родичи не давали согласия? Отец очень разгневан.

– А если родичи не дадут согласия, она станет всего лишь его наложницей, как Хлода у Харальда. Вы разве хотите такой участи для вашей сестры и дочери? У Хлоды хотя бы никого нет, кто мог бы ее защитить, а вас в семье трое взрослых мужчин! Это такое бесчестье и беда, что…